Читать книгу «Река течет через город. Американский рейс» онлайн.

Суутари принялся объяснять про адскую работу, которую он только что закончил в Эллиот-Лейке, и про трудности, которые были в этом деле. Он утверждал, что работа не была бы выполнена в срок без его находчивости и хорошего глазомера, заказчик не понимал своей выгоды, и Суутари на месте все перепланировал заново, более экономичным для себя образом, так что работа была закончена быстрее, чем предполагалось. Это его заслуга, что забойщики с уранового рудника опять получили возможность на три недели ранее приступить к добыче вещества, которое дороже золота, и на банкете по случаю завершения подряда его благодарил и жал ему руку сам генеральный директор концерна, прилетевший специально для этого из Торонто на собственном реактивном самолете.

И все другие высокие господа из горной компании благодарили Суутари и пожимали ему руку.

Сын Суутари не был разговорчив. Им всем принесли пива, и они прихлебывали его. Я спросил про Отто. Тимо рассказал, что он привел автопоезд обратно во Флориду один, хотя и устал до умопомрачения, проведя за баранкой трое суток совершенно без сна. Тайсто сказал, что Отто был во Флориде до того обессилевшим, что после Джексонвилля вроде бы даже не дотрагивался до руля. Конец дороги начисто выпал из его памяти.

Я спросил, чем нагрузили Отто на обратный путь. Тимо уверял, что Отто привез из Монреаля мясо, я подозревал, что там было и нечто другое. Тимо вытащил из бокового кармана свернутые вместе купюры, отсчитал двадцать стодолларовых бумажек и положил на стол передо мной. Он спросил, достаточно ли этого за сидение в автопоезде. Я сунул купюры в карман, сказал, что этого хватит, если мне не придется расплачиваться за работу на него по дополнительным счетам или долгой безработицей. Тимо сказал, что никто не станет лаять мне вслед, если я сам своими разговорами не навлеку на себя такой лай.

Тим стал тревожиться за наш обед. Тимо попросил, чтобы я пришел повидаться с ними во второй половине дня, он хотел еще поговорить со мной. Я спросил, какие еще разговоры могут быть между нами, он не хотел говорить об этом тут. Договорились, что я приду под вечер к «Террасе», поскольку это место Тимо, похоже, знал, и Суутари тоже подтвердил, что туда они дорогу найдут. Суутари требовал, чтобы мы не засиживались там долго, выпили чашку или две, а потом пошли бы к нему домой париться в сауне и ужинать, ему стоит лишь позвонить по телефону, чтобы устроить так, что дома будет все в наилучшем порядке и можно будет принять толстосумов из Финляндии.

Я расплатился за пиво, хотя Тимо и предложил, чтобы наш заказ приписали к его счету. Мы вышли из подвала на стоянку и сели в машину. Пока ехали, я рассказал Тиму про Тайсто, как мы вместе приехали из Финляндии во Флориду и что было тому причиной, рассказал и о Тимо, как он с братьями удрал из Похьянмаа и сколько денег теперь было у них в обороте и на банковских счетах в Штатах. Тим покачал головой, считал, что парням еще доведется увидеть тут небо в клеточку. Он спросил, за что мне дали сейчас в кабаке столь большую сумму, я сказал, что лучше ему об этом не знать. Тим больше не расспрашивал, сказал, что знал Суутари еще тогда, когда тот работал на шахте, Суутари был плохим шахтером и лентяем.

Приехали домой к Тиму. Там нас уже ждал обед. Жена Тима сказала, что сын поел и ушел. Тим рассказал ей, где мы были и как чувствует себя Мартта, и про Суутари, который пришел со знакомыми в «Фрод», когда мы там приводили себя в чувство пивом после долгой проповеди, прочитанной нам Марттой о мужчинах из рода Хакала.

Тим рассказал, что нас пригласили на вечер в «Террасе» и в сауну, и на ужин к Суутари. Похоже, жену Тима это не огорчило.

Она спросила, потребуется ли нам шофер на вечер, и была согласна возить нас по городу, но Тим пообещал быть весь вечер в таком строгом порядке, что езда на машине не доставит нам никаких трудностей.

8

После обеда я позвонил в Вааса, брат сказал, что Кайсу уже уехала. Я спросил, как она себя чувствовала и какое у нее было настроение, но он считал, что обо всем этом мне лучше спросить у самой Кайсу. Позвонил домой, но там никто не ответил. Мне надоело звонить, и я сказал Тиму, что дома вроде бы прекрасно обходятся без меня. Хотел заплатить за переговоры, но Тим замахал руками: уж если обанкротимся, то все вместе.

Мы отправились в «Террасу». Жена Тимо посмеивалась, когда мы уезжали, и пыталась предугадать, в каком состоянии и в каком часу ночи мы вернемся. Тим велел ей подтвердить, что он всегда непременно возвращался оттуда домой, хотя и не в тот же день. Это она мне и подтвердила.

Парни уже сидели в кабаке, поджидая нас, было видно, что они уже успели угоститься, но еще не были в сильном подпитии. Суутари крикнул, чтобы и нам подали пива, когда мы подсели к их столу. Он сказал, что сауна уже греется, а жена послана в нижний город за деликатесами. В его доме, мол, не скаредничают, когда нет на то причины, к тому же Тимо для него важный деловой компаньон, с которым надо поддерживать хорошие отношения.

Тайсто рассказал еще, как Отто, вернувшись во Флориду, привел автопоезд прямо в Оушен Грин и разбудил Тайсто и Тимо среди ночи, утверждая, что в Монреале ему не дали никакого адреса, по которому следовало доставить груз мяса. Тимо был этим удивлен, но затем в машине нашлись накладные, и в них были, как положено, сделаны отметки о пересечении границы и имелся точный адрес в Майами, где должны были разгрузить машину. Отто утверждал, что кто-то тайком сунул бумаги в ящик для перчаток, сам он ни одной квитанции за всю дорогу не видел. Отто был недоволен тем, что совершенно чужие люди проникли в кабину водителя, хотя он старался не спускать с машины глаз. Он подозревал, что бумаги подложили в Филадельфии, где он, припарковавшись на какой-то стоянке, часа два проспал в машине, поскольку иначе не смог бы проехать ни метра. Отто не верил утверждениям Тимо, что без документов его не пропустила бы таможня из Канады в Штаты. В Майами автопоезд отвел сам Тимо, я сказал, что это и лучше. На мое замечание Тимо ничего не ответил.

Тайсто посмеивался над нашей с Отто «сауной» в Филадельфии. За то время, пока Тимо вел автопоезд в Майами, Отто сообщил Тайсто о существовании трех видов любви: плотской, духовной и платонической, или небесной. Оп утверждал, что я сразу же предался этой плотской, которой Отто старался избежать. Мне не хотелось вспоминать, какому из видов любви предавался Отто, сказал только, что и его не очень-то была похожа на духовную, когда я в приоткрытую дверь смотрел, чем он занимался. Тайсто сказал, что отвез Отто домой на моей машине, которой пользовался после отъезда Кайсу. Женщина, живущая с Отто, уверяла, что помешательство Отто было обыкновенным, быстро проходящим.

Мы пили пиво. Суутари советовал Тимо и Тайсто, как вести дела. Он рассказывал, что следовало делать на этом континенте, если хочешь добиться успеха, сам-то он приехал из Финляндии без гроша, но скопил тут большое состояние и стал теперь уважаемым человеком как среди финнов, так и среди местных. Его компаньоны знали, что на него можно положиться. Суутари утверждал, что уж он-то всегда был человеком слова, и рассказывал, как во время этого самого подряда в Эллиот-Лейке получил от финской фирмы полную машину бракованных цементных труб, из-за чего выполнение работ задержалось бы или вообще оказалось под угрозой срыва, но он, благодаря знакомствам, получил в другой литейной неподалеку от Торонто новые трубы и сам лично с сыном привез грузовик новых труб из Торонто в Эллиот-Лейк. На шахте не заметили бы, что трубы бракованные, пока, после окончания всех работ, по ним не пустили бы воду, тогда бы трубы начали протекать и денежных убытков было бы не счесть. Суутари сказал, что его фирма не хотела устраивать заказчику такие неприятности, но у финского поставщика он собирался отобрать доллары вместе с процентами, ибо успел уже оплатить счет за те бракованные трубы, как делает обычно, получив товар, человек честный, доверяющий продавцу, а брак заметил лишь тогда, когда трубы стали уже устанавливать. Изготовитель труб избегал разговора с Суутари про бракованную партию, его не было ни дома, ни на работе, но его еще разыщут и положат перед ним счет, чтобы и он понял: пришло время платить. И Тайсто тоже был уже в таком настроении, что уверял, будто понимает Суутари и всегда выступал против несправедливости. По его мнению, мужчина всегда должен держать свое слово. Суутари ударил кулаком по столу, крикнул, что взаимное доверие — это единственная основа, на которой можно строить сотрудничество бизнесменов. Если эту основу подрывать, не останется никакого фундамента, на котором бы держалось такое сотрудничество. Тогда оно словно на песке построено, сказал Суутари. Так теперь и случилось с отношениями между строительной фирмой Суутари и фирмой цементных изделий Николая Мяки.

Тим вспомнил, что отец рассказывал о «собачьей будке», которую держал Мяки, прежде чем занялся отливкой труб из цемента. Суутари сказал, что много раз сиживал в «собачьей будке» Николая Мяки по субботам и воскресеньям с отцом Тима в пятидесятых годах и в начале шестидесятых, когда «собачья будка» Мяки была одной из самых известных в Садбери и его окрестностях и наилучшим образом снабжаемым среди подобных предприятий. Мяки всегда хорошо одаривал чиновников, а его «собачья будка» находилась на таком расстоянии за городской чертой, что у завистливых соседей не было возможности жаловаться. Пива и напитков покрепче подавали столько, сколько человек был в состоянии выпить, в углу гостиной играло автоматическое пианино, а иногда и гармонист вытягивал из гармошки танцевальные мелодии и можно было приглашать девушек, прислуживавших у Мяки и не имевших ничего против продолжения «беседы» в комнатах на верхнем этаже за небольшое вознаграждение. В те времена начались и доверительные отношения между Мяки и Суутари, который был всегда желанным богатым гостем тайного кабака, поскольку вторжение в деловую жизнь тут поначалу требовало от Суутари такого общения с клиентами, и в этом ему сильно помогало «предприятие общественного питания», принадлежащее Мяки. Суутари, однако, уверял, что теперь Мяки подложил ему большую свинью и недалек тот день, когда он устроит Мяки серьезный разговор. Тайсто пообещал, что мы поможем Суутари в этом. У нас, мол, у всех — у него, Тимо и у меня — большой опыт по улаживанию сложных деловых отношений, поскольку мы занимались прямой продажей товаров людям и нам приходилось взыскивать долги самыми тяжкими способами. Суутари пообещал иметь нас в виду, если ему потребуется помощь.

Финнов в этом ресторане было много, и они знали Суутари и Тима и подходили к нашему столу поинтересоваться, как идут дела у строительной фирмы Суутари и что слышно у Тима и его отца Ильмари. Многие из них раньше шахтерили вместе с парнями, они вспоминали, как работали в шахтах и как проводили свободное время в садбериских ресторанах, гостиницах и бардаках, которых в пятидесятых годах было еще много, и в них через каждые две недели появлялись новые писаные красавицы-француженки из Монреаля, обслуживавшие клиентов. Они вспоминали также финнов-лесорубов, которые валили деревья зимой в лесах Северного Онтарио, и приезжали в город с большими заработками в карманах, и тратили эти заработки в несколько недель на вино, женщин и такси; этим люмпен-пролетариям женщины в борделях совали ложкой в рот кашицу еще недели две после запоя и устраивали между собой кружечный сбор денег, чтобы всех этих пропившихся и протратившихся посадить в поезд и отправить обратно в большие леса. И особо они вспоминали девушку-цыганку, которая приехала сюда в пятидесятых годах из Финляндии, и сердце у нее было — чистое золото, она помогала многим мужчинам в их бедах.

К нашему столу пришел однорукий мужчина, которого Суутари сперва пытался отогнать; однорукий сказал, что его фамилия Валтола, а Суутари сказал, что это коммунист до мозга кости, член Канадской организации финнов, состоящей, как считал Суутари, полностью из тех, кто во _время гражданской войны в 1918 году в Финляндии потерпели поражение где-то в окопах под Вильппула, Лянкипохья и Тампере. Слушать, о чем говорят такие люди, Суутари был не в состоянии. Его, дескать, не интересуют дела почти семидесятилетней давности, не интересует ни белый, ни красный террор.

Валтола утверждал, что хорошие примеры жестокости капиталистов можно найти и здесь; он подошел к нашему столу, потому что, сидя в сторонке, невольно слышал, как мы часами пережевываем одно и то же про финского работягу, пившего вино и дурачившегося с женщинами тут, в Канаде, десять лет назад. Он опять-таки знал, в каких условиях финскому работяге здесь приходилось зарабатывать себе на хлеб и каким трудом; если несколько лесорубов и проматывали деньги, то большая часть людей на свой заработок кормились сами и содержали большую семью, и работать для этого приходилось крепко, и беречь каждый цент.

Суутари сказал, что слыхал все, о чем может сказать Валтола, уже тогда, когда они вместе убежали из Садбери от той большой забастовки на никелевых рудниках, во время которой тут полгода не выходили на работу, рудники были закрыты, и не у всех имелось тогда на счету столько долларов, чтобы можно было отсидеться дома. Валтола и Суутари устроились в Эллиот-Лейке на урановый рудник, днем кололи уран, а вечерами Суутари приходилось слушать рассказы Валтолы о тяжкой жизни финского трудящегося и о кровожадности канадского капиталиста.

Валтола не ушел от нашего стола, хотя Суутари и просил его об этом. Суутари угощал и его пивом, и все время пиво подавали так часто, что я не успевал даже повертеть в руке пустой стакан. Суутари и Валтола принялись вспоминать аварию на шахте в Эллиот-Лейке, когда во всей штольне обвалился потолок, они и все другие, работавшие в той штольне, уцелели лишь потому, что бригадиром у них был человек, чувствовавший кожей, держится ли скальная масса потолка прочно, или готова обрушиться. Никаких признаков катастрофы не было, ни звуков, ни малейших трещин на потолке. Но бригадир вдруг приказал очистить штольню, выгнал всех из нее, и едва они успели оттуда выбраться, потолок по всей длине штольни обвалился, и под камнями оказались погребенными все инструменты, и машины, и боксы для еды, но ни одного человека под камнями не осталось. Я спросил, какой величины камни обвалились с потолка, Суутари и Валтола сказали, что камни были величиной с автобус. Они полагали, что лежать под обвалом было бы удовольствием ниже среднего. Суутари после того случая больше никогда не спускался в шахту, занялся основанием строительной фирмы, которая, как он утверждал, сейчас так преуспевала, что его можно было считать одним из финнов, добившихся в Канаде наибольшего успеха. Поэтому он хотел угостить всех сидящих в кабаке финнов пивом. И каждому принесли по стакану.

9

Хотя Суутари возражал, Валтола хотел рассказать нам, людям из Старого Света, о большой забастовке лесорубов и о попытке организоваться, в которой участвовал и его отец. Это было в конце двадцатых годов, в Онион-Лейке, к северу от Тандер-Бея, были убиты два профсоюзных деятеля, организаторы лесных рабочих, Вильйо Росвэлл и Джон Воутилайнен, ставшие героями Канадской организации финнов и мучениками классовой борьбы в этих местах. Память о них никогда не потускнеет в сердцах трудящихся в Канаде финнов, утверждал Валтола.

Забастовка против «Пиджен Тембер Компани» началась в октябре 1929 года на лесоразработках в Онион-Лейке, и в ней приняло участие четыреста человек. Субпоставщиком «Пиджен Тембер» был финн, лесной подрядчик Преподобный Маки, человек верующий, похьянмаасец, у которого на участке работало сто финнов, и было известно, что Маки брал на работу только тех финнов, кто сражался во времена гражданской войны на стороне белых, и тех, за кого сражавшиеся на стороне белых ручались, что у них нет красной закваски. Росвалл и Воутилайнен — оба были лесорубами и организаторами профсоюза, и когда они услышали, что работавшие у Маки не собираются поддерживать забастовку, они объявили, что отправятся на участок к Маки и попытаются склонить их к забастовке, но они говорили, что опасаются за свою жизнь, ибо Маки, хотя и проповедует библейские заповеди, известен как человек жестокий, он безжалостен, когда дело касается работы, и не допустит задержки поставок ни по какой причине. Люди знали, что становиться у него на дороге — дело опасное. Росвалл и Воутилайнен все-таки отправились, и после этого о них не было пи слуху ни духу. По прошествии двух недель другие профсоюзные активисты заинтересовались, куда они исчезли и как идет забастовка на участке Преподобного Маки. Преподобный Маки говорил, что Росвалл и Воутилайнен приходили к нему на участок, но сразу же ушли оттуда. Полиции было поручено расследовать это дело. Полицейские объявили, что не нашли Росвалла и Воутилайнена, видимо, они заблудились в безлюдной местности. Участники забастовки из Порт-Артура отправились на поиски пропавших и обнаружили сильно изуродованные трупы Росвалла и Воутилайнена в овраге неподалеку от участка Маки. На место были вызваны полицейские, которые считали, что погибшие заблудились и упали в овраг. Этому было трудно поверить, ведь они были привычны ходить по лесам, а раны их оказались такими, что простым падением в овраг их не объяснишь. Отец Валтолы рассказывал, какие торжественные похороны были устроены Росваллу и Воутилайнену в Порт-Артуре, когда трупы их привезли из Онион-Лейка; тысячи финнов, англичан, французов и других местных жителей шли в траурной процессии, а за гробами несли на красной бархатной подушке профсоюзные билеты покойников, развевались флаги, и духовой оркестр играл «Траурный марш» Шопена. Полицейские долго вели следствие, но ничего не выяснили. Финны из Порт-Артура были уверены, что Воутилайнена и Росвалла убили белые бандиты Преподобного Маки, ибо они привыкли убивать трудящихся уже в Финляндии. Они избили Росвалла и Воутилайнена до смерти и бросили трупы в овраг, чтобы их разорвали дикие звери; но они добились этим только того, что память о двух мучениках никогда не исчезнет из сердец финнов на этом континенте, — утверждал Валтола.

Суутари сказал, что слышал эту историю от Валтолы много раз, и каждый раз немного по-другому, но он верил, что память о Росвалле и Воутилайнене никогда не исчезнет, по крайней мере из сердца Валтолы.

Я спросил, не в шахтной ли катастрофе Валтола потерял руку, но он сказал, что лишился руки в шестидесятых годах в автомобильной аварии. Суутари утверждал, что Валтола по пьянке врезался на машине в перила моста на дороге в Соо, но Валтола сказал, что сидел рядом с водителем и спал, не пристегнувшись ремнем безопасности. Этот сон чуть не обернулся вечным. Но на сей раз ему еще дано было проснуться, правда, в больнице, в хирургическом отделении.

Суутари заплатил за пиво, запретив другим, доставшим кошельки, это сделать, и затем пригласил тех, кто поедет к нему домой, в сауну. Теперь он позвал и Валтолу поехать с нами посмотреть, как живет его бывший приятель по шахте. Валтоле предоставлялась возможность увидеть дом и хозяйку, чтобы он мог уразуметь, что способный мужчина еще может в Канаде лет за двадцать обзавестись имуществом, которое не стыдно показать кому угодно, и семьей, которой можно гордиться.

Мы вышли из кабака. Я сел в машину Тима, и Тайсто присоединился к нам. На площадке Тимо и Валтола обдумывали, рискнуть ли им сесть в машину Суутари, потому что езда со столь пьяным водителем может считаться участием в противозаконном деянии, а то, что они допустили пьяного Суутари сесть за руль, — преступлением. Суутари велел им залезать в машину. Они поехали впереди, мы следом. Я спросил у Тайсто, собирается ли он вложить деньги в бизнес, которым тут занимается Тимо. Тайсто ответил, что уже так и сделал. На это я ничего не сказал.

Мы подъехали к озеру и ехали по прибрежному шоссе мимо университетских построек. Частные особняки располагались на больших участках со своими пляжами и моторными лодками и глиссерами. Тим никогда не бывал дома у Суутари, но сказал, что, по слухам, тот живет богато. Тайсто сказал, что Суутари ему сильно понравился, мужчина одного с ним теста. Мы стали вспоминать, был ли с Суутари его сын и сказал ли он хоть слово за весь вечер. Никто из нас не смог припомнить, что видел его.