Читать книгу «Река течет через город. Американский рейс» онлайн.

Отто сказал, что атланты были не нам чета, их астральное тело было далеко за пределами физического, они были великанами и пропорции их фигур даже не напоминали наши; они умели черпать силы из духовной атмосферы, а в наше время люди разучились делать это, поскольку с тех пор человечество сосредоточило все свои мысли на материальных явлениях. Я спросил Отто, не сменить ли его за рулем, Отто ответил, что не устал и может прекрасно довести машину до Ричмонда, а мне он отдаст руль после обеда, если я осмелюсь при дневном свете сесть за баранку. Он принял решение остановиться на следующую ночь в мотеле, ибо нет никакого смысла слишком надрываться в начале пути, мы укладываемся в график, машина безотказна и холодильная установка работает нормально. В Майами они с Тимо предусмотрели и такой вариант, когда вести машину придется одному Отто и необходимо будет отсыпаться в мотелях, но теперь, похоже, половину пути буду вести я, и это сильно ускорит движение.

Жесткое сиденье помощника вытрясало из меня остатки сна. Я чувствовал, что недоспал, внимание было рассеянно. Отто говорил, что читал о тайнах исчезнувшего материка Атлантиды и о древних периодах развития человечества в теософических книгах, доставшихся ему в наследство на кооперативной ферме, ничего другого отец ему не оставил. На кооперативной ферме интересовались такими книгами, потому что там считали Сойнтулу примером общих устремлений трудящихся и идеалом, которого никогда не достигли. Матти Курикка сформулировал принципы Сойнтулы на основе теософического учения и социалистических идей конца прошлого — начала нынешнего века. Отец Отто изучал речи Курикки и его писания в тридцатых годах и заказывал из теософического книжного магазина в Нью-Йорке себе книги мадам Блаватской[59], Пекки Эрвасти [60] и других.

Я напомнил Отто, что он говорил раньше, будто Сойнтула потерпела крах из-за того, что женатые мужчины на Малкосаари не соглашались со свободомысленным толкованием Куриккой истинного существа физической любви, учением, согласно которому их жены должны быть в пользовании и сойнтуласких холостяков. Я сказал, что силы продолжения рода утопили кроме Атлантиды и идеальное общество финнов в Малкосаари. Отто считал это не слабостью принципов, а слабостью человеческой натуры; Курикка сам был сильно идейный и жил согласно своему учению в той мере, насколько это возможно человеку из костей и мяса, но в группу первопоселенцев Сойнтулы попали и такие, которые не были внутренне готовы к истинной свободе. Случались ссоры, и учение Курикки не соблюдалось. Эти незрелые люди затем вызвали из Финляндии на Малкосаари Мякеля, редактора социалистической газеты и марксистского социалиста, который не понимал, что человек — это и духовное существо, он верил объяснениям исторического материализма о классовых противоречиях, непримиримых противоречиях капитала и труда, и такое учение не вело к развитию Сойнтулы, поскольку капитал принадлежал трудящимся общины. Мякеля начал ругаться с Куриккой и утверждать, что Курикка мечтатель и фантазер, не понимающий реального мира. У Курикки были длинные волосы, как у библейского Самсона, и Мякеля слыхал, что якобы Курикка отрастил такие волосы, чтобы пользоваться космическими силами, которые текут в голову человека по прядям волос. Это не добавило взаимопонимания между Куриккой и Мякеля. И вообще малкосаарцев преследовало невезение, они мало что знали и умели и опрометчиво заключили договоры на строительные подряды с посторонними, а в придачу ко всему — пожар на новой лесопилке, которого их хозяйство не выдержало. Но главной причиной гибели Сойнтулы Отто все же считал то, что в члены принимали любого, кто уплачивал взнос. На остров понаехали люди, которых с материка гнали зависть, и злоба, и страх перед составлявшимися тогда горными компаниями Британской Колумбии черными списками, куда было внесено много финнов-шахтеров, поскольку они хотели добиваться справедливости по закону, но в Америке тогда не хотели признавать, что такие права распространяются и на эмигрантов: ведь эмигрантов заманивали в Новый Свет именно для того, чтобы они выполняли самые тяжкие, грязные и опасные работы.

После краха Сойнтулы Курикка и несколько его единомышленников основали в Канаде еще одно идеальное общество, в его члены принимали лишь таких мужчин, в которых были уверены, что они созрели для нового братства. Женщин в это объединение не принимали ни за что, ибо Курикка насмотрелся, какие трудности создавало для незрелых людей присутствие женщин в Сойнтуле; но и это новое предприятие продержалось недолго. Причины его развала Отто не знал, поговаривали, что им там стало скучно без женщин. Отто считал такое возможным.

Где-то в году одна тысяча девятьсот десятом, уже после краха Сойнтулы и неудачи второй попытки Курикки, в Британской Колумбии забастовали финские шахтеры крупнейшей угольной компании, требуя улучшения условий труда и обеспечения безопасности в шахтах, ибо происходило много несчастий из-за обвалов в коридорах шахт и взрывов газа. Финны начали забастовку после того, как господа из угольной компании не пожелали и разговаривать с ними, чтобы обсудить их пожелания. К Забастовке присоединились все работавшие под землей люди других национальностей. Однако никаких переговоров не добились, поскольку в компании хозяйничал губернатор Британской Колумбии, который тут же вызвал войска, и войска открыли огонь по бастующим, погибло много мужчин. Семьи всех шахтеров выгнали из квартир, принадлежавших угольной компании, а других квартир там и не было, и всех мужчин и парней старше пятнадцати лет занесли в черные списки, и списки эти передали другим угольным компаниям. Финны — зачинщики забастовки никогда больше не получили работы на шахтах в этой провинции. Пришлось уехать. Многие тогда перебрались в Соединенные Штаты, поскольку границы еще были открыты для переселенцев, или в восточные провинции Канады, некоторые изменили фамилии и имена и искали работу под новыми именами. Переговоры, которые компания вела языком оружия, заставили финнов понять, каковы истинные права эмигрантов, приехавших в начале века.

Мы въехали в Ричмонд. Отто вел машину через мост над большой рекой. Я видел, что река текла слева направо, а на ней мужчины рыбачили с моторной лодки, по другую сторону реки — пригород, небоскребы, высоту которых я ощутил лишь за мостом, когда увидел рядом с небоскребами старые дома, давшие возможность сравнить высоту построек. Перед мостом нам опять пришлось заплатить пошлину за проезд, Отто записал расход в календарь. Мы ехали через город не останавливаясь, на северную окраину, к хорошо известному Отто ресторану, облюбованному водителями автопоездов. Перед рестораном Отто поставил машину на тормоза, и мы вылезли из кабины. На дворе было тепло и красиво, с дороги, совсем близко, слышалось ворчание моторов. Был час дня, Отто считал это время подходящим для обеда. Мы вошли в ресторан. Едва успели сесть за столик, подошел официант и рассказал, какие из блюд повара сегодня рекомендуют особенно. Мы заказали бифштексы. Я сходил в туалет, умылся; настроение было унылое, потому что пришлось спать не раздеваясь в кабине движущегося автопоезда, — за всю дорогу не было раньше возможности помыться, да и вообще не выспался. На все это я пожаловался Отто, когда вернулся за столик. Отто уверял, что на обратном пути я буду уже привычен к таким мелким жизненным трудностям.

6

Нам подали заказанный нами обед, и мы принялись за еду. В этом ресторане подходил официант и даже метр, чтобы спросить, довольны ли мы едой и все ли нам нравится. Мы в свою очередь заверяли, что все прекрасно, и уминали бифштексы, а Отто выпил пива, которое, как он считал, успеет раствориться в крови к тому времени, когда опять настанет его черед вести машину. Я на пиво не отважился. Пил воду, беспокоило, как поведу большую машину среди движения по скоростной магистрали, да еще не имея требуемого для вождения автопоезда разрешения.

Поевши, я позвонил во Флориду, но Кайсу не ответила. Я подумал, что она уехала в город или убивает время в компании Тапани. Позвонил к Тапани, он взял трубку, но сразу отдал ее Тимо, который тут же начал расспрашивать, как идет наше путешествие, как ведет себя машина, не разморозились ли омары и куда мы направляемся. Я сказал, что мы перевариваем обед в городе Ричмонде, штат Вирджиния, Тимо пошел взглянуть на карту, вернулся к телефону и сказал, что в график мы укладываемся. Пришлось опустить в автомат еще монеты. Я спросил про Кайсу и велел Тимо говорить только об этом. Тимо в ответ пообещал позвонить в Монреаль и сказать на бойне, что мы прибудем за мясом вовремя. Я потребовал, чтобы он сказал, как там Кайсу. Он ответил, что, по слухам, Кайсу вместе с моим братом и его женой улетела в Финляндию, Тайсто отвез их на аэродром. Она, мол, еще вчера купила билет на самолет, когда ездила с невесткой в город. Тимо утверждал, что я дал Кайсу слишком много денег, о выписанном мною чеке знал в Оушен Грине уже каждый финн, и никто не понимал, какого лешего я сунул Кайсу такую кучу денег. Я сказал, что у меня кончились четвертьдолларовые монетки, и повесил трубку.

Вернувшись за стол, я все рассказал Отто. Он не верил, что Кайсу когда-нибудь вернется во Флориду. Согласно его жизненному опыту, так уезжают от мужа навсегда, окончательно. Он рассчитал, что Кайсу пролетала над нами в первой половине дня, когда мы пересекали Северную Каролину и я спал сном праведника. Я сказал, что мое бодрствование в тот момент ничего бы не изменило. Отто пообещал дать мне во Флориде адрес юриста; если теперь сразу же не взять хорошего адвоката, Кайсу при разводе заберет себе все мое имущество для еще не родившегося ребенка, поскольку законы в мире таковы, что суд никогда не принимает сторону мужчины, хотя он и не виноват в разрыве.

Я сказал, что позвоню Кайсу завтра, когда она уже будет на месте, дома, в Финляндии. Отто был уверен, что Кайсу не согласится говорить со мной по телефону; соответственно жизненному опыту Отто, женщины даже через две недели после бегства еще столь истеричны, что о разумном разговоре с ними не может быть и речи.

Мы заплатили за съеденное и выпитое в кассу ресторана, находившуюся в дверях, и вышли наружу.

Повел машину я, Отто объяснял, как выехать на девяносто пятое шоссе, по которому опять направились на север. Отто принялся разглагольствовать о разных вещах, но я был не в настроении разговаривать. Через два часа мы были уже в Вашингтоне, столице США, и объехали город по девяносто шестому шоссе. На станции обслуживания заправились горючим, Отто заплатил и занес сумму в календарь. Он вел строгий учет расходов, связанных с выполнением работы. Я спросил, разве Тимо не дал ему денег на горючее и другие дорожные расходы. Отто сказал, что они договорились рассчитаться, когда мы вернемся во Флориду. Я считал, что Отто плохо знает Тимо и его компанию. Объезжая Вашингтон, Отто выкрикивал приветствия президенту Рейгану и Сенату и велел им держать курс на оживление экономики, поменьше гладить по головке лентяев и заботиться о том, чтобы русские ни в какой стороне земного шара не смогли отнять у народов их свободы, и чтобы русские держались подальше от Америки, захватить которую, Отто знал, они сильно охочи. Отто подозревал, что вашингтонские господа не знают русских достаточно хорошо, зато он за десятки лет наслышан от отца об истинных устремлениях русских и об их характере. Вступать с ним в спор о русских было бессмысленно.

Я вел машину и думал, неужто это невестка подбила Кайсу лететь с ними, мне не верилось, что брательник мог уговаривать Кайсу уехать, хотя он частенько и пытался вмешиваться в наши семейные дела со своими добрыми советами и рекомендовал мне держать — и вообще, и имея в виду всяких чиновников — бухгалтерию ковроткацкой фабрики в строгом порядке, но расчеты с продавцами, состоявшими у меня на службе, и с коммивояжерами, действующими на свой страх и риск, оказались в конце концов мне не по силам: было так много пущенного в продажу и неучтенного товара, что стало невозможно высчитать точно налог с оборота и отчисления на социальное обеспечение продавцов, на выплату пенсий и страхования от несчастных случаев на производстве, к тому же все время кто-то поступал на работу, кто-то увольнялся, счета за сырье задерживались, появлялись новые законы о положении самостоятельных продавцов, и уследить за всем этим я уже не мог, а нанять больше людей в контору тоже не мог — доходы были слишком малы. Уплата налогов надолго задержалась, и возникла путаница, а когда начали поступать счета от налогового ведомства, денег на уплату по ним больше не было. Это я объяснял брательнику еще в Финляндии, но он не мог взять в толк, как же все смогло обрушиться в единый миг, хотя сначала я сумел сделать ковроткацкую фабрику рентабельной и доходной. Я сказал, что под банковскими документами, свидетельствующими о худом положении дел, подписей родственников не было, но не упомянул, что они и не согласились поставить свои подписи под такими бумагами. Хотя брат был инженером и считал себя знатоком промышленности, он не понимал. очевидной вещи: дела ковроткацкой фабрики именно потому и шли хорошо, что деньги, полученные от государства и страховых компаний, находились у меня все время в обороте без выплаты по ним процентов, большая часть обязательных взносов не была сделана, а когда начали поступать счета по налогам, не уплаченным за столько-то лет, в кассе ковроткацкой фабрики попросту не было столько денег. Суммы успели сделаться слишком большими. Правда, у меня в кассе были деньги, да и в банках на счетах, так что можно было бы почти полностью собрать сумму, которую клянчили эти попрошайки, но мне уж больно не хотелось платить им. Я уже сжился с мыслью, что эти заработанные собственным трудом деньги принадлежат мне, и никому больше. Наверное, я был прав, но...

Отто заметил, что собеседник из меня сейчас никакой, и снова стал искать радиостанцию, передающую мелодичные западные песни, нашел, слушал эти песни и даже подпевал. Так и ехали. Автопоезда следовали в объезд Балтимора по окружной дороге, потому что девяносто пятое шоссе ныряло в туннель под дном моря и большие автопоезда там не проходили. Я вел машину согласно указаниям Отто, а он расплачивался за проезд по дорогам. После Балтимора Отто принялся уговаривать меня не огорчаться, что жена уехала: всегда где-то наверняка уже ждет другая, лучшая, такая, которая не покинет, даже если жизнь нагромоздит неприятности. Отто считал, что женщина достойна быть женой, лишь если она способна понимать, помогать, сочувствовать, любить. И еще Отто сказал, что в поездке никогда не стоит горевать, поскольку это портит впечатление. Мы были свободными мужчинами, оба, Одинокий Всадник и Тонто, и под нами наш верный конь Серебро, который пронесет нас над пропастями, пересечет широкие реки и преодолеет самые высокие горы. Я спросил, кто я — Тонто или Одинокий Всадник? Отто сказал, что я Тонто, поскольку еду в качестве помощника. Я вспомнил, что Тонто был наивным, но верным индейцем, и счел себя таким же. Отто сказал, что Тонто всегда был находчив и бесстрашен, но и верность — важное качество в такие трудные времена, когда хитрые щупальца СПИДа подстерегают парочки парней на тропах Северо-Американских Соединенных Штатов. Я рассмеялся. По мнению Отто, смех был добрым признаком и свидетельствовал о возвращении жизненных сил.

После Балтимора опять начало смеркаться и вскоре сделалось совсем темно. Движение тут было сильное. Я держал скорость в пятьдесят пять миль, остальные машины обгоняли нас. Отто сказал, что будем ехать, пока не доедем до Филадельфии, а там поищем мотель, где сможем переночевать. Я попросил, чтобы он пересел за руль, сказал, что помню, читал: Филадельфия — большой город, в котором деревенскому парню легко заблудиться.

Мы въехали в штат Делавэр, и Отто вспомнил тех мужчин, которые прибыли сюда из Швеции в одна тысяча шестисотых годах и основали большую колонию переселенцев в устье реки Делавэр. Там, естественно, было много финнов, поскольку большинство приехавших были савосцами, выжигавшими в Швеции в уезде Даларна леса под пашню и вынужденными уехать оттуда. Эти савосцы-эмигранты основали тут деревню, где говорили по-фински, о чем все еще напоминало сохранившееся тут название притока реки Делавэр: Муллика-ривер, но почему приток получил именно такое название, этого Отто не знал. Он рассказал также, что когда Соединенные Штаты объявили о своей независимости, решающий голос подал за отделение от Англии представитель штата Пенсильвания, финн, Джон Мортон, изначальная фамилия которого была Муртонен, и еще Отто рассказал, что первым президентом Соединенных Штатов был избран Джон Хансон, чьи предки прибыли из Швеции в 1655 году на судне «Меркуриус», но о которых было известно, что они были именно из числа тех, заманенных в Швецию савосцев, выжигавших там участки под пашню. Отто считал, что Соединенные Штаты никогда не стали бы независимым государством, и никогда бы их конституция не была бы написана столь прекрасным образом, и никогда бы страной не управляли так хорошо, если бы финны не помогли Америке. Он разглагольствовал так, словно моя жена не сбежала в Финляндию. Я остановил машину на площадке для отдыха у границы штата Пенсильвания и попросил Отто сесть за руль.

Отто повел машину, проехали через город. Лишь в другом конце города мы увидели мотель, во дворе которого стояло много автопоездов. Отто зарулил во двор этого мотеля. Получили комнату и отнесли туда свои вещи. Я сказал, что теперь приму душ, но Отто воспротивился. Он сказал, что мы пойдем в город, в сауну, велел мне оставить бумажник, чековую книжку, кредитную карточку и паспорт в отделении гостиничного сейфа, а на карманные расходы запастись сотней долларов. Он обещал, что я вернусь в мотель хорошо надраенным и буду отлично спать ночью.

7

Я сунул в карман десятидолларовые купюры и одну пятидесятидолларовую, а из сумки достал чистое белье. Спросил у Отто, надо ли брать свое полотенце, или его дадут в сауне. Отто уверял, что уж в той сауне, куда мы идем, я мокрым не останусь. Мы сходили в администрацию мотеля и получили для наших денег и ценных вещей шкафчик-сейф в камере храпения, внеся залог, который нам обещали вернуть, когда сдадим ключ обратно. Мы подписали соглашение, которым обязались уплатить сто долларов в случае утери ключа.

В баре мотеля мы взяли себе пива, сидели у стойки и смотрели на официантов, бегом разносивших заказы, и на юбки официанток, раскрывавшиеся с боков до самой талии. То, что видно в разрез юбки, считал Отто, не только вызывает грешные мысли даже у стариков, но и ввергает в самый грех, а согрешить, как он считал, и мне не помешает, поскольку я стал холостяком, которому не требуется думать о семье и о том, как ее обеспечить.

Бармен спросил, на каком языке мы разговариваем. И Отто принялся болтать с ним. Пока мы пили вторую бутылку пива, они говорили о хозяйственном положении Штатов, цене доллара в мире, процентных ставках, сопротивлении русских тем американским предложениям, которыми хотели обеспечить мир во всем мире, оба расхваливали внешнюю политику, проводимую твердо и уверенно президентом Рейганом, не терпящим больше оскорбления американцев нигде в мире. Я не участвовал в их разговоре.

Я смотрел на сидящих в баре водителей автопоездов и коммивояжеров, коротавших тут вечер. В дальней части бара за столиком на двоих сидели двое мужчин, показавшихся мне знакомыми, и когда я пригляделся к ним повнимательнее, вспомнил, что видел их в ночном баре в Джексонвилле, где в первый вечер мы подкреплялись гамбургерами. Я сказал про них Отто, но он утверждал, что не помнит этих мужчин. Он считал, что я обознался, но признал, что никогда не запоминает людей, которые мимоходом говорят ему что-то для него неинтересное. Я был уверен, что мужчины были те же самые. По мнению Отто, Америка — свободная страна и люди тут могут передвигаться, где им вздумается. Эта страна была завоевана для цивилизации, и свободные мужчины были всегда готовы пуститься в путь, оставляя покой домашнего очага и устремляясь навстречу неизведанным землям и приключениям, чтобы добывать богатство.

Отто осушил стакан с пивом до дна, сказал бармену, что мы направляемся в город позаботиться о своей чистоте. Бармен пожелал нам провести вечер с пользой, взял деньги за пиво, и мы пошли.

Портье мотеля вызвал нам по телефону такси, мы вышли подышать в ожидании машины. Вечер был кромешно темным, теплым, огни города отсвечивали в небе так, что звезд не было видно. Отто и не хотел смотреть на них. Когда такси пришло, он уселся на переднее сиденье, я на заднее. Всю дорогу до города Отто трепался с таксистом. Я не прислушивался к их трепу, смотрел на пустые улицы пригорода, освещенные брандмауэры заводов и складов, пыльные площадки для стоянки машин и улицы-бульвары, над которыми изгибались аркой кроны деревьев. Я подсчитал, что в Финляндии сейчас уже семь утра, Кайсу летит еще где-то над Швецией, раздумывал, хорошее ли настроение у нее теперь.

Такси остановилось, и Отто расплатился. Мы вышли из машины на боковой улочке, где было безлюдно. Таксист велел нам оставаться на этой освещенной улице, поскольку в переулке можно получить стилет в ребра. Отто подошел к двери, перед которой и остановилась машина. Я смотрел на дверь и на окна, закрытые толстыми гардинами, так что не было видно, есть ли за ними свет. Отто позвонил в дверь, в ней открылось окошечко. Оттуда на нас уставился мужчина, была видна часть его лба и начинающаяся плешь. Отто сказал, что мы пришли мыться, мужчина открыл дверь и впустил нас.

Мы вошли в сумеречную переднюю. Швейцар закрыл дверь, спросил, что у меня в полиэтиленовой сумке. Я сказал, что там смена белья. Он спросил резко, что я собираюсь с ним делать. Я сказал, что всегда меняю белье на чистое после сауны. Швейцар хотел заглянуть в сумку, я раскрыл ее и показал ему. Он сунул руку и пощупал белье. Я спросил у Отто: точно ли, что он привел меня в сауну, для сауны это место вроде бы слишком сильно охраняется. Швейцар спросил, на каком языке мы говорим. Я сказал, что на финском. После этого он уже ничего не спрашивал, указал на дверь в торце прихожей, и мы вошли через эту дверь в следующее помещение. Швейцар остался в передней.

Помещение было большим и обставлено на манер бара, и там сидели только женщины. Я сказал, что в сауне, похоже, сегодня женский день, и это рассмешило Отто. От стойки бара пришла девушка и отвела нас за стол, усадила и спросила, чего бы мы хотели выпить. Мы заказали пива, его сразу же принесли две девушки. Я спросил у Отто, зачем он привел меня в бордель. Отто ответил, что бордели запрещены законами этого штата, но мы можем выбрать себе банщиц из числа этих девушек, чтобы потерли нам спину.

Я пил пиво, девушки, принесшие его, подсели к нашему столику и спросили, говорим ли мы по-английски. Мы заговорили. Девушки утверждали, что мы останемся ими весьма довольны, если только дадим им возможность показать, на что они способны. Я сказал, что нам надо подумать. Девушки спросили, могли бы они распить с нами бутылку шампанского и помочь нам думать. Отто велел им присоединиться к другим женщинам — мы хотели принять решение свободно. Девушки не хотели уходить. Отто заговорил по-фински. Послушав какое-то время наш разговор на этом языке, девушки встали, пошли к стойке бара и сели на высокие табуретки.

Выпив пиво, я заказал виски, которое опять принесли быстро; это была уже третья девушка. Отто спросил, хорошо ли она умеет мыть мужчинам спину, девушка похвалилась профессиональным умением. Отто пригласил ее сесть к нам за столик. И вскоре они ушли париться. Отто велел и мне выбрать себе мойщицу, пока швейцар не пришел с поучениями. Проходя мимо стойки бара, Отто послал оттуда девушку к моему столу.

[59] Блаватская, Елена Петровна (1831 — 1891) — русская писательница, путешествовала по Тибету и Индии. Под влиянием индийской философии основала в 1875 г. в Нью-Йорке теософическое общество.

[60] Эрвасти, Пекка — финский теософ, видный деятель общества «Роза и крест».