Читать книгу «Река течет через город. Американский рейс» онлайн.

Тайсто хотел поселиться в гостинице «Рейсен», поскольку этой гостиницей пользовались сборные команды Финляндии, приезжая на соревнования со Швецией еще в старые, добрые времена, а Пекка Тийликайнен[46] как-то упомянул в интервью, что жил в «Рейсен», но я, посмотрев на карту Стокгольма, подумал, что эта гостиница расположена неудобно для нас — на окраине Старого города, и возвращаться в нее всякий раз из наших рейдов по банкам будет далеко и сложно. А еще я не верил, что в Старом городе гостиницы дешевые. Мы позвонили в гостиницу «Англез», находящуюся неподалеку от «Финского дома», заказали в ней номера и теперь, сев в такси, направились туда.

В «Англезе» прожили две недели: так долго длился обмен наших денег на американские доллары и дорожные чеки, ведь в каждом банке мы имели право обменять не больше восьми тысяч крон, поэтому пришлось кружить по всем банкам Стокгольма и его окрестностей и даже по сельской местности. Обмен денег был занятием на целый день: мы уходили из гостиницы утром, сразу же после девяти, передвигались разными маршрутами, для Кайсу пришлось написать на бумаге все необходимое, как действовать в банке. В конце дня, после закрытия банков, мы возвращались в гостиницу считать деньги и прикидывать, в скольких банках нам надо еще побывать. Ничем больше в эти дни мы не занимались. Даже со знакомыми не встречались. Несколько раз звонили в Финляндию, и нам сказали, что полицейские ждут нашего возвращения, чтобы вручить повестки. Вечерами мы ходили в кино, поскольку в темном кинозале сидеть безопасно, пока деньги в камере хранения гостиницы. И я частенько спал, пока шел фильм.

Две недели спустя обмен денег был завершен, билеты во Флориду куплены, а Стокгольмская контора американской авиакомпании в это время отправила наши паспорта в Финляндию для получения виз. Кайсу визу дали легко, Тайсто и мне — с трудом. Мы с ним еще в прошлом году пытались перепрописаться в Швецию, но в Швеции нам визы не выдали, поскольку оказалось, что нанимавшая на случайные работы всяких бродяг фирма, у которой мы числились на жалованье, не позаботилась в начале года, хотя и должна была, о нашей прописке в Швеции. Паспорта — мой и Тайсто — все же благополучно вернулись из Хельсинки с визами, правда, в последний день, когда мы должны были улетать из Стокгольма, их привезли нам прямо в аэропорт Арланда, где мы с утра нервничали в ожидании.

Получив паспорта и увидев, что в них визы США, мы с Кайсу разделили наши деньги и дорожные чеки. В скобяном магазине была куплена малярная клейкая лента; мы с Тайсто пошли в мужскую уборную, Кайсу — в женскую, там разделись, приклеили пачки купюр и дорожные чеки лентой к ногам, предплечьям, на живот и на грудь. Войдя в мужской туалет, мы с Тайсто заперлись в одной кабинке и помогли друг другу прикрепить деньги на спину. В кабинке мы старались не разговаривать, но когда вышли из нее, неповоротливые от налепленных денег, какой-то швед, мывший руки, внимательно посмотрел на нас. Мы на это не отреагировали, как и на то, что он попытался заговорить с нами.

Кайсу уже ждала в холле. Даже в бюстгальтер она напихала дорожных чеков и облепила живот пачками купюр и чековыми книжками, казалось, вот-вот родит, Тайсто сомневался, пустят ли шведы Кайсу в самолет, небось испугаются, не начнет ли рожать в полете, но при досмотре багажа перед посадкой никаких сложностей у Кайсу не возникло. Зато Тайсто остановили. Когда он шел через устройство, реагирующее на наличие металла, оно противно завизжало, и полицейские произвели спецосмотр. Ручной металлоискатель тоже засигналил, когда им провели над левой рукой Тайсто. Я шел следом за ним и стал опасаться, как бы он не бросился бежать, видно было, что он перепугался. На левом рукаве Тайсто был карманчик с застежкой-«молнией», я велел ему показать молнию полицейским. Тайсто показал, и полицейские этим удовлетворились, не попросили снять куртку. На меня контрольное устройство никак не среагировало.

Пройдя досмотр, Тайсто поспешил в мужской туалет и, вернувшись оттуда, сказал, что забыл снять с одной чековой книжки металлические скрепки, на них-то и засигналил металлоискатель. Тайсто хотел запить испуг стаканчиком виски в баре зала ожидания, но я не позволил ему, сказал, что он сможет начать заправляться сразу же, как только самолет оторвется от земли в Старом Свете.

Вылет рейса в Нью-Йорк сильно задержался, и, до посадки, пришлось долго торчать в зале ожидания. Нам нечем было заняться, даже ходить по залу мы не решались, поскольку из-за денег под одеждой выглядели, как нам казалось, нелепо и к тому же клейкая лента для маляров стягивала кожу. Все же нам пришлось сходить вниз, к самолету, опознать чемоданы и подняться снова в зал ожидания, прежде чем началась посадка в самолет. Вылетели мы только под вечер.

Тайсто взял себе виски сразу же, едва машина оторвалась от взлетной полосы и стюардессы стали предлагать напитки. Пока летели, он выпил довольно много, опьянел, стоял, покачиваясь, в проходе возле наших кресел и спрашивал, как по-нашему, разве не приятно жужжит эта американская машина, у которой голос свободы в каждом моторе. Точно так же, по его мнению, волны Атлантики укачивали и убаюкивали наших дедов и бабок, плывших в Новый Свет на поиски счастья. Тайсто считал, что теперь пришло время показать, какие мужчины выросли из похьяимааских мальцов. Сначала нас с Кайсу смешило то, что говорил Тайсто, но, пьянея все больше, он начал рассказывать старые истории, вспоминать пережитые им дома в детстве несправедливости, всю свою жизнь, тяжелый труд, долгие ночные смены в Швеции на бумагоделательной фабрике в шестидесятых годах и все, что пришлось вытерпеть, накапливая капитал, и глупость, и несправедливость чиновников налогового ведомства. Все это мы уже слыхали несколько раз за две недели в Стокгольме. Самолет приземлился в Нью-Йорке после полудня по американскому времени, в Старом Свете был уже вечер.

Мы покинули самолет вместе с другими пассажирами и зашагали туда же, куда шли все. Пришли в длинный, низкий коридор, где было много людей. Две негритянки велели нам стать в очередь. Мы стояли и ждали, держа паспорта и анкеты приезжающих, которые были заполнены под руководством стюардессы еще в самолете. С других рейсов тоже подходили люди, и вскоре по обе стороны коридора извивалась очередь. Под потолком была вывеска, на которой было написано, что здесь могут пройти граждане США. Они и проходили свободно — никаких затруднений у них не возникало. Мы не видели, куда шла наша очередь. Она двигалась медленно, было жарко, в коридоре не хватало воздуха собравшимся сотням людей. Мы стояли уже второй час. Тайсто купил в самолете бутылочку виски, и жидкость булькала, когда он отпивал из горлышка, приговаривая, что так стоять в очереди веселее, и восхваляя Америку — свободную страну, где не осуждают за легкую поддачу. Негритянок смешило, что Тайсто поддает, и некоторых стоящих в очереди тоже. Тайсто говорил громко, что он прибыл маленько посмотреть, каких достижений добился этот материк и как он развился с тех пор, как его бабушка приезжала сюда копить деньги.

Шел уже второй час нашего пребывания в аэропорту, когда наконец мы прошли коридор и попали в помещение с высоким потолком, где были кабины чиновников иммиграционной службы. Теперь стало видно, что впереди нас еще сотни людей, очередь извивалась между красными канатами. Было очень жарко, и я чувствовал, как пот течет по спине и ногам. Я боялся, что лента начнет отклеиваться от кожи, пошел в мужской туалет проверить, и пришлось чуть ли не драться, чтобы вернуться на свое место. Тайсто был в веселом настроении, даже напевал. Кайсу жаловалась, что чувствует себя плохо, мы стояли уже третий час. Когда Тапани, ожидавший нас теперь во Флориде, прилетел в Америку, он прошел вместе с гражданами США, не предъявляя паспорта и визы, но тот человек, который рассказывал мне об этом уже во Флориде, подозревал, что за это удовольствие пришлось заплатить. У кого-то из стоявших в очереди началась рвота, и когда мы были уже посреди зала, сжатые людьми, запах чувствовался так сильно, что Кайсу тоже стало тошнить, и она пошла в женский туалет. Тайсто предложил мне виски, но я отказался. Кайсу вернулась и сказала, что представительница «Финнэйр»[47] собирает финнов, чтобы отвести их куда-то в другое место, где у иммиграционных властей тоже есть пункт проверки. Я отправился разузнать об этом, нашел представительницу «Финнэйр», позвал Тайсто и Кайсу, и служащая, покружив нас какое-то время по коридорам, привела в другое большое помещение, где в очереди было всего лишь несколько человек. Все они были финны, спрашивали у нас, каким рейсом мы прибыли, и агитировали всегда пользоваться услугами отечественной авиакомпании, поскольку финнов пропускали в страну проворнее, чем других пассажиров с самолетов арабских или пакистанских авиакомпаний. Они спрашивали, по каким делам мы прибыли в Америку. Мы сказали, что у нас отпуск и направляемся во Флориду. Соотечественники считали, что во Флориде мы неплохо согреемся в той одежде, которая была на нас.

К иммиграционным чиновникам Кайсу и я подошли вместе. Показали въездные анкеты и паспорта, в которых они проверили визы. У нас спросили о цели и сроке путешествия. Я сказал, что мы направляемся во Флориду, в отпуск, и пробудем там недели две. У нас спросили наш адрес и номер телефона в Соединенных Штатах, я назвал адрес Тапани и номер его телефона, показал наши билеты на обратный путь. Купить в Стокгольме билеты «туда и обратно» нам посоветовали из Флориды. Мы прошли контроль и ждали Тайсто возле выдачи багажа. Тайсто задержали надолго, он рассказал потом, что у него спрашивали о многом, но на таком языке, что он не на все смог ответить, ведь запас английских слов у него невелик. Но все-таки он прошел и радовался этому. Мы получили свои вещи, которые были уже сняты с движущейся ленты транспортера на пол, и служащие, проверив паши билеты, взяли чемоданы. Мы думали, что их погрузят прямо в самолет, отлетающий во Флориду, но просто плохо поняли, о чем шла речь. Нам говорили много и размахивали руками.

Мы пришли в какой-то зал ожидания, и я долго выяснял там, как нам лететь дальше во Флориду. Пытался понять объявления о полетах на стендах и телемониторах, но не нашел помер рейса, который был помечен на наших билетах. Ни одного рейса во Флориду на этих стендах я не нашел и убедился, что мы пришли совсем не в тот зал. Тайсто был сильно пьян, разгуливал по залу, останавливал людей, хватал обеими руками за грудки и твердил: «Финляндия, Финляндия!» и «Флорида, Флорида!», но не понимал, что ему отвечали.

Наконец я нашел служащего, который не спешил и говорил по-английски настолько ясно, что я, объяснив в чем проблема, смог понять ответ. Нам следовало идти совсем в другое здание, в другой зал. Мы зашагали по улице мимо международного зала и мимо залов разных авиакомпаний, пока не пришли в зал № 22, откуда производилась посадка на наш рейс. Там мы показали билеты, нас быстро повели в самолет. В самолете Тайсто объяснял, что в этом мире, безусловно, всего можно добиться упрямством; недостаток финнов, оказавшихся за границей, в том, что они испытывают комплекс неполноценности, поскольку не понимают, о чем говорят иностранцы. Однако, по мнению Тайсто, мы, финны, все-таки были с иностранцами в равном положении, ведь и они не понимают, о чем говорят финны. Подобным же образом он рассуждал, что и здесь хлеб тоже превращается в дерьмо, как и на родине, однако суть дела в том, что Америка — свободная страна, и равноправие людей здесь важнейший, объединяющий нацию принцип.

За весь перелет из Нью-Йорка в Уэст-Палм-Бич стюардессы не принесли Тайсто ничего, кроме банки пива. Но у него была с собой плоская бутылка с остатками виски, его-то он и пил. Кайсу чувствовала себя плохо, она заснула, как только села в кресло, и есть ей ничего не хотелось. Тайсто ел жареные земляные орешки и восхищался, до чего же хорошо идет с ними виски. Я сильно устал и начал подумывать, что этому долгому путешествию, в котором мы были уже третью неделю, пора бы и закончиться.

8

Мы шли от самолета в здание аэровокзала. Было тепло, но не жарко. В зале ожидания кондиционеры шумели, градусы Тайсто пошли на убыль, мы стояли посреди зала и ждали Тапани, который обещал приехать встречать нас. Я звонил ему из Стокгольма несколько раз, но он пока не появился. Кайсу беспокоилась за наши чемоданы: автокара, на котором их доставляли, нигде не было видно. Тайсто прижимал кейс к груди, ибо считал, что человек с деньгами легко одолеет затруднения в этой стране, если наши тряпки и пропали по дороге, — купили новые. Он говорил, что Кайсу напрасно оплакивает вышитые дома бабами шерстяные шапочки; здесь она сможет купить ребеночку такую красивую одежду, что его трудно будет отличить от рождественской елки. Я спросил у Тайсто, так ли уж он уверен, что все его деньги в сохранности, он открыл кейс, чтобы показать мне пачки долларов и чеки, и, обнаружив, что внутри пусто, испугался, но затем вспомнил, где спрятаны деньги, встал передо мною, толкнул меня одной рукой, чуть сам не упал, но удержал равновесие, опершись о цветник, который тянулся вдоль стены. Меня рассмешило то, что в кейсе Тайсто была только купленная в Стокгольме и зачитанная до дыр финская воскресная газета, за которую на этом материке и цента не дали бы. Тайсто сказал, что ему не впервой начинать с нуля, он был готов поплевать на ладони и приняться за работу, добывать собственными руками на пропитание и быстро сколотить основной капитал. Я велел ему пока воздержаться. Кайсу показала мне пиктограмму, обозначающую место выдачи багажа. Спустившись вниз по лестнице в указанном направлении, мы вышли из здания к автостоянке. Слева был длинный навес, куда вели транспортные дорожки из ангара. Возле этих дорожек стояли люди. На улице жара и влажность были такими, что сразу захотелось спастись от них, но убежать от жары теперь уже было некуда. Я пообещал, что убью Тапани собственными руками, если он немедленно не объявится. У меня был его адрес, но не имелось ни малейшего представления, как далеко его дом от аэродрома в Уэст-Палм-Бич.

Багаж ждали разноликие и разноцветные люди. Мы слушали, как они разговаривают. Тайсто пообещал сразу же поступить на курсы английского языка; не поняв, о чем говорят вокруг, он вспомнил, как в начальной школе пытался научиться читать, но из букв и слогов никак не хотели образовываться разумные слова. Учитель показал ему, как прочесть по слогам слово «луна», долго водил пальцем от буквы к букве, но хотя Тайсто так же долго эти буквы повторял, никакого слова составить из них не смог, и учитель принялся намекать, что буквы вместе означают предмет, который светится на небе, Тайсто в замешательстве решил, что это солнце. Потом, уже на третьем десятке, ему все еще случалось слышать об этой истории на танцульках и в деревне, где школьные товарищи помнили его как Солнце-Матсомпи. Такие же затруднения Тайсто испытывал и теперь, когда слышал иноземную речь.

Я тоже не очень-то понимал, о чем разговаривали вокруг, и мне не хотелось на своем английском называть адрес Тапани, рядом с которым находилось наше будущее жилье. Я взглянул на автостоянку и увидел, что Тапани, лавируя между машинами, приближается к нам, я поднял руку и пошел ему навстречу. Он сильно загорел, отрастил усы; в белых брюках и белой рубашке с короткими рукавами он выглядел как мужчина с рекламного плаката бюро путешествий. Он засмеялся, сразу поняв, как мы потеем в толстой зимней одежде, сказал, что нашу преступную шайку уже ожидают, у него дома собрались и другие, которым не терпелось услышать о родной волости, родном уезде и вообще о Финляндии.

Тапани схватил за плечи Тайсто, сказал, что так и думал: Матсомпи на трезвую голову не выдержать напряжения, вызванного разницей во времени, затем он увидел округлость Кайсу, и это дало ему новую тему для болтовни. Он сказал, что я — неудачник, которому не везет во всем, даже в противозачаточных средствах.

Рассмешить Кайсу ему не удалось — ей было жарко в тяжелой одежде, подбитой купюрами и дорожными чеками. Я спросил у Тапани, там ли, где надо, мы ждем багаж, и он подтвердил, что багаж всегда доставляют сюда, но отказался идти справляться о наших чемоданах, поскольку до сих пор еще не овладел английским, хотя за те два года, что он провел тут, спасшись бегством от банкротства и судебных процессов, пытался учить язык на курсах и даже с помощью частных уроков. Тайсто не мог поверить, что английский язык так трудно выучить, вспомнил, что в начальной школе за два года он сносно овладел шведским, без всяких дополнительных курсов, которые в этой стране, как он слышал, оплачивает государство. Тапани велел Тайсто поступить на эти курсы, сам он начинал такую учебу трижды, но каждый раз бросал после четвертого урока, ибо за столь короткое время учителям никогда не удавалось даже составить список всех учеников. Многие из учеников были гаитянами и кубинцами, не умевшими вообще ни читать, ни писать, а их имена и фамилии были такими длинными и трудными, что даже учителя не могли их усвоить. К тому же, по словам Тапани, учителя работали без лишнего энтузиазма.

Багаж пришлось ждать долго. Когда мы пожаловались на погоду, Тапани пообещал, что жара и влажность еще усилятся в летние месяцы, в июле температура тут могла подняться до плюс пятидесяти градусов по Цельсию, что соответствует ста с лишним градусам по Фаренгейту, а влажность воздуха доходит до ста процентов, вот тогда-то и будет смысл жаловаться или даже смотаться из Флориды в северные штаты, где лето напоминает финское, но дождей поменьше. В летние месяцы во Флориде не увидишь никого, кроме сумасшедших финнов-туристов, алчущих тепла пенсионеров, индейцев, которые не имеют права уехать из резервации, и воров, которые приезжают в это время специально, чтобы очистить от ценных вещей покинутые богачами дома, а заодно крадут из гостиниц и мотелей все, что не приковано железными цепями.

Тапани расспрашивал про наш отъезд. Я рассказал то, о чем не хотел говорить по телефону. Он спросил о бухгалтерских книгах и квитанциях, которым теперь не следовало попадать в руки полиции. Кайсу больше интересовала квартира, приобретенная для нас Тапани и обставленная им на те деньги, которые я переправил с парнями. Тапани стал сильно расхваливать квартиру и то, как дешево ему удалось купить стильную мебель оптом для всех квартир. Приехав сюда, Тапани привез с собой из Финляндии столько денег, что выстроил в Лейк-Уэрте целый жилой район, называемый Оушен Грин[48], сорок квартир в рядовых домах[49], успешно продавал их финнам и другим иностранцам и сидел на деньгах, ничего не делая. Деньги лежали в банке. Тапани утверждал, что американский доллар надежен, его не съедает инфляция, а многолетние миллионные вклады тут приносят такие проценты, на которые можно хорошо жить, увеличивая капитал и обдумывая, в какое бы предприятие вложить деньги, чтобы они приносили настоящий доход.

Тапани рассказал, что близко сошелся со здешними бизнесменами, которые с удовольствием помогли бы и нам с Тайсто вложить во что-нибудь деньги. Он надеялся, что у нас с собой столько денег, что нам не потребуется сразу наниматься землекопами на «черном рынке труда», а разрешения на работу нам не получить еще в течение нескольких лет; он и сам-то проживал в США по туристской визе, и через каждые шесть месяцев ему приходилось покидать страну на несколько дней, прежде чем снова удавалось добыть визу на шесть месяцев. Он с помощью хорошего юриста затеял оформление эмигрантского паспорта, но это дело долгое и небесплатное, и нам следовало быть готовыми к этому. Кайсу сразу же сказала, что мы не задержимся в Америке ни на день после истечения срока давности совершенного в Финляндии преступления по неуплате налогов, который составляет пять лет, а из них почти два года уже прошли. Тогда я вернусь в Финляндию, а что касается ее самой, то она вернуться домой может, когда пожелает. Тапани обнял ее, покружил в вальсе и заявил, что наверняка Кайсу не захочется возвращаться в Финляндию, когда она распробует вкус хлеба из американской пшеницы. Негры, стоявшие возле транспортеров е чемоданами, смотрели на их кружение и что-то восхищенно кричали Тапани. Тапани отпустил Кайсу и спросил, что кричат мужчины. Я сказал, что не понял. Тапани подумал минутку, не проучить ли черных — чтобы не кричали белому, но вспомнил показанные накануне по кабельному телевидению соревнования боксеров-профессионалов — чернокожие все пятнадцать раундов колотили друг друга с такой яростью, что подобные удары могли выдержать лишь головы, состоящие из сплошной кости, — если вдруг и эти окажутся столь же крепкоголовыми, Тапани только повредит руки. И вообще он считал, что здесь лучше воздерживаться от драк, но я помнил, как дома он иногда размахивал кулаками, когда слов не хватало, как в Вааса, в мужском туалете ночного клуба «Васкиа», избил парней-финнов, прибывших из Швеции, из Мальмё, в летний отпуск, которые, похоже, слишком много знали, как в фирме Тапани нанимают на работу и как платят налоги. Я сказал, что теперь он не в Вааса, не в «Васкиа». И Тапани это рассмешило.

Мы сняли с транспортера свои чемоданы, которые прибыли из ангара под навес. Тапани взял один из них и понес к своей машине, которая находилась в самом конце большой автостоянки. Тайсто спросил, не собирается ли Тапани вести нас до самого дома пешком; мы проклинали тяжелые чемоданы и слишком толстую одежду. Погрузили вещи в багажник и сели в новый «кадиллак» Тапани. Покачиваясь, как на волнах, направились в город. Я сказал, что Тапани, удрав в Америку, не прогадал по крайней мере в том, что касается машины, и напомнил о той ржавой «тойоте», на которой он еще в семидесятых годах носился по Финляндии за своими продавцами. И сам Тапани нахваливал Америку — страну, где человек за умеренную плату может приобрести под свой зад железку, на которой можно не только ездить самому, но и возить знакомых. Здесь никто не заставляет довольствоваться скворечниками, покупать которые вынуждают в Финляндии социал-демократы, здесь эти рисовые пиалы никто и за автомобили не считает.

Тайсто стал спорить, мол, популярность японских машин за последние годы очень возросла в Америке, поскольку и тут цена на горючее поднялась, а нехватка в больших городах мест для стоянки понуждает людей обзаводиться такими машинами, которые легко парковать даже в центре; он сказал, что читал о популярности японских автомобилей в «Похьялайнене»[50] как раз перед нашим отъездом. Тапани велел ему сосчитать, сколько среди встречных машин будет японских, а затем вычислить процент, если он еще не забыл, как это делается. Мы стали смотреть на встречные машины, но японских-то мы как раз и не видели. Тогда Тайсто сказал, что печатному слову нельзя верить.

Название улицы, по которой мы ехали, красовалось высоко над перекрестком: «Малелеука-авеню». Тайсто удивился, каким образом тут, за десять тысяч километров от Финляндии, могли назвать улицу по-фински, но Тапани сказал, что это не финское слово, а какое-то старинное индейское имя, объяснения которому он не знал. После этого Тайсто затих, но ненадолго.

Я разглядывал город, низкие особняки и рядовые дома, мимо которых мы проезжали. Земля тут была довольно ровной, а по краям дороги росли экзотические деревья, разные пальмы, которые мы видели в телепередачах, и большие, усеянные цветами кусты.

Тапани сказал, что приготовил сауну и сразу по прибытии мы пойдем туда. Тайсто сострил: зачем сауну топить, если достаточно открыть ее дверь наружу? Тапани опять же объяснил, что нас ждет много народу и мы все могли бы пойти в сауну, где водой можно смыть с тела пыль долгих странствий, а выполоскать из головы воспоминания о трудностях путешествия — пивом, которым он запасся и держит в холодильнике, а может, и виски, которое продавалось здесь в магазине по четыре доллара за бутылку в полгаллона, что подходит таким нетребовательным и бережливым мужчинам, какими были мы все. Без бережливости и нетребовательности мы бы не скопили больших состояний. Я спросил, что за люди ждут нас у Тапани, он сказал, что там будут и знакомые, и незнакомые. Кондиционер в машине гнал холодный воздух, это было приятно. Тайсто на переднем сиденье допил оставшееся виски и хотел было выбросить бутылку в окно, но не выбросил, потому что Тапани успел предупредить, что засорение обочин здесь наказывается маленьким штрафиком в пятьсот долларов. Тайсто пересчитал в уме на финские марки, вышло более трех тысяч. Он поставил бутылку на пол машины и закурил сигарету. Кайсу попросила, чтобы он не курил в машине, ее, мол, тошнит от табачного дыма. Тайсто не знал, куда деть горящую сигарету, и занервничал, но Тапани сказал, что будем на месте минуты через две.

9

Тапани свернул с Малелеука-авеню на боковую улочку, сказал, что территория нашего нового местожительства теперь совсем рядом. Мы ехали по району особняков, Тапани махнул рукой, указывая на рядовые дома Оушен Грин, которые все были выстроены им, и когда мы въехали на территорию массовой застройки, Тапани показывал, где живут финны, а где мексиканцы и другие иностранцы, называл имена и фамилии. Он утверждал, что бояться их не следует. Они, дескать, люди осторожные, которые не хотят, по крайней мере в районе, где живут сами, делать ничего такого, что может стать причиной вызова полиции; а полиция Флориды как раз интересуется тем, как мексиканцы или кубинцы прибыли в Соединенные Штаты Северной Америки и как они тут зарабатывают себе на жизнь.

[46] Тийликайнен, Пекка — популярный в Финляндии спортивный репортер и радиокомментатор.

[47] «Финнэйр» — крупнейшая финская авиакомпания.

[48] Зеленый океан (англ.).

[49] Рядовой дом — одноэтажные или двухэтажные коттеджи, пристроенные друг к другу в ряд.

[50] Финская газета, выходящая в г. Вааса.