— Таких денег нам нигде не достать, — сказал я уже на улице.
Саари опять насвистывал «Чужие в ночи», он подбросил меня на машине к дому Анники.
VIII
В машине мы договорились, что Саари созвонится с банками, ему это легче из конторы, а уж совещаться об условиях займа мы пойдем вместе.
Утром он пришел ко мне в печатный цех и сказал, что обзвонил все банки, но денег не видать ниоткуда. На том все и кончилось.
Хватало разговоров с печатниками и доверенными лицами о принудительных отпусках и о проведении работы до начала этих отпусков, ведь в нашем распоряжении оставалось еще четырнадцать дней. Сипола рассказывал, что происходило на переговорах.
Я сходил к Мартикайнену попросить машину фирмы для переезда, и он разрешил мне взять ее с четырех часов. Перед самым перерывом на обед позвонили из центральной коммутаторной и сообщили, что меня кто-то ждет в вестибюле.
Пройдя через цех, я вышел в вестибюль. Там на скамье под стендом с рекламными плакатами сидели Калерво и Сеппяля; увидев меня, они встали и пошли навстречу.
— Ишь, разбойники, — сказал я.
Вместе отправились в столовую, там было полно народу. Взяли кофе и нашли все-таки свободный столик; Сеппяля и Калерво — оба были в костюмах и при галстуках — выглядели ухоженными, не такими, какими я видел их в прошлый раз.
— В час дня как раз иду разговаривать с адвокатом. Тебе надо пойти со мной, — сказал я Калерво.
— Да будет ли от меня польза? — усомнился брат.
— Сам сможешь договориться и все объяснить.
— Но ведь я знаю даже меньше, чем ты, — сказал он.
Пока пили кофе, я рассказал ему все, что смог узнать в деревне и о чем мы говорили с Олли в Пиетарсаари.
— От этого полицейского наверняка можно ждать какой-то пакости, — полагал Сеппяля.
— Но мы не позволим, чтобы было так, как он хочет, — сказал я.
— У него записаны показания парней, и, если они в суде тоже их подтвердят, его не одолеешь, — сказал Калерво.
— Ложные показания — дело серьезное. Они больше не решатся на такое, не подумавши, — уверял я.
— Ну и приятели у меня, — сказал Калерво.
— Сам же их выбрал, — сказал я.
Калерво рассказал, как полицейский, выпустив его из камеры, угрожал тюрьмой и говорил, что и обо мне тоже помнит, что еще наступит и моя очередь, послал мне горячий привет и пригласил как-нибудь подходящим тихим вечером приехать в деревню, когда и у него будет время потолковать. Сеппяля Калерво нашел еще до того, как сходил домой, дома он взял лишь одежду и вместе с Сеппяля на его машине приехал сюда.
— Мы будем торговать вместе с Калерво, — поделился планами жизни Сеппяля.
— Дальше в лес — больше дров, — сказал я.
— В моем обществе с ним ничего подобного не случится, — заявил Сеппяля.
— Да уж конечно.
— У нас теперь начнется такой бизнес: мы поедем в Хаапаранту, там у меня есть один знакомый оптовый торговец, мы понемногу привезем оттуда кучу порнографических журналов и продадим их в деревнях.
— И не начинайте, черт бы вас побрал! — предупредил их я.
Сеппяля объяснил, что устроит склад в доме у знакомых, между Кеми и Оулу, порнографию будет привозить небольшими партиями через таможенные пункты в Торнио, Юлиторнио и Пелло, так, законным образом, накопит полный автофургон порнографических изданий, поедет сразу же в глубь Финляндии и наверняка продаст весь этот груз, не успев доехать даже до Каяни. Журналы-то он получит в Швеции у оптового торговца по три марки штука, старые, возвращенные покупателями журналы, а продавать их будет в деревне хозяевам за пятнадцать марок, дня в три легко продаст тысячу журналов — отдельным покупателям и тем магазинам, с которыми у него уже завязаны отношения; тысяча экземпляров — это двенадцать тысяч марок чистого дохода, совсем неплохой заработок за три дня.
— И есть же ненормальные мужчины, — заметил я.