Особенно когда на нем так же написано его имя, как на моей коже.
Даже после восьми часов бессмысленного хождения по магазинам и насыщенного кофеином обхода кофейни я все еще не могу выбросить Сэма и его мрачную записку из головы.
Мои локти упираются во внутреннюю сторону коленей, когда я падаю вперед. Запустив пальцы в волосы, я дергаю за пряди, как будто это каким-то образом избавит меня от воспоминаний о прошлой ночи.
Те, что с ним.
Те, где он прикасается ко мне.
Отмечает меня.
Увидел меня.
Он видел меня самой уязвимой — обнаженной и в его власти. Прошлой ночью он мог бы добавить невиновность своего врага к своим заявлениям, но не сделал этого.
Почему?
И какого черта я вообще сомневаюсь в этом?
Я должна считать, что мне повезло, что прошлая ночь стоила мне всего лишь физического шрама. Могло быть гораздо хуже. Он мог бы оставить мне еще много такого, что никогда бы не зажило.
Роясь в кармане своих шорт, я вытаскиваю смятый желтый листок бумаги, мое сердце подпрыгивает к горлу, когда я разглаживаю его на своем голом бедре.
Dulzura.
Сладость? Что это, черт возьми, такое? Я уверена, что это было сказано не столько как ласковое обращение, сколько как меткий дротик. Как и всем Сантьяго, ему удалось превратить что-то невинное во что-то темное и извращенное.
Я должна быть в ярости. Вместо этого я хочу повернуть назад.
Что было бы равносильно самоубийству.
Зажав записку между ладонями, я прижимаю их к губам, почти как в молитве. Для чего, я понятия не имею.
Прощение моих грехов?
Силы не брать на себя больше обязательств?
Мудро ли понимать чертову разницу?
Сэм Сандерс… Одно только его имя должно быть холодной пощечиной реальности. Если знание — сила, то знание того, кто такой Сэм Колтон на самом деле, должно утопить это увлечение в глубоком омуте мести.
Так почему же я его не ненавижу?
Почему у меня до сих пор хранится его записка?
Еще два вопроса, на которые у меня нет ответов.
Расправляя ноги, я слезаю с кровати, задаваясь вопросом, насколько высок этот выступ.… Кажется, я оказалась загнанной в угол, и бежать мне некуда. Никаких путей к спасению.
Выхода нет, только прямо вниз.
Подойдя к окну, я задергиваю занавеску тыльной стороной ладони. Неудивительно, что единственный вид, который я вижу, — это стальная челюсть и напряженные, сложенные руки. Темно, но, впрочем, как и в случае с ЭрДжеем. Я не удивлюсь, если он подкупает солнце, чтобы просто существовать в его свете.
Уличный фонарь отбрасывает демонический отблеск на его невыразительное лицо. Он не в лучшем настроении, и на то есть веские причины. Сегодня он гонялся за мной по всему Нью-Брансуику, как будто мы были двумя крысами в пронизанном пулями лабиринте.
Любезно предоставлено одним чрезмерно заботливым будущим королем картеля.