— Дуры же вы! Справный парень, рукастый, за таким не пропадешь, а вы чужачке сплавить хотите.
— Вот частенько и впрямь хочется, чтоб муж безъязыкий был, — с охотой откликнулась Децима. — Ты о будущем подумал? А вдруг детишки безъязыкие пойдут? Как представлю Фиби или Вевеюшку, одну, да в немом доме, как посередь призраков… Сердце кровью обливается. Ничего, не пропадет ваш Молчун, и с чужачкой уживется. К тому же сам ее выбрал, нашел себе под стать.
— Сами носы воротите! Из кого выбирать-то⁈ — в сердцах бросил Тат, вставая из-за стола.
Он вышел, со всего маху хлопнув дверью. Старуха хрипло засмеялась, а Вевея испуганно вскрикнула и вытаращила глаза на мать.
Все ненадолго примолкли. Ренна угрюмо рассматривала широкое, красное лицо свахи, вспоминая, как сама пришла в Большой Лес в поисках лучшего места — безопасного. Да, углежоги приняли ее и скрывают уже двадцать лет, но в вопросах общины до сих-то пор не больно считаются. Мол, лечить — лечи, а мнение свое при себе держи. Вот наверняка, будь она молодицей, тоже выдали бы за убогого. Правило, конечно, верное, нужное — парня до двадцати пяти женить, остепенить, но когда по чужому указу да за никому неугодного… Хоть беги.
— Много они понимают, — проворчала Децима, вновь принимаясь за еду. — Мужикам-то что? Им, поди, в радость жена-молчунья. А вот за мужиком-молчуном девки почему-то не бегают. Ничего, и этого оженим, неужто я не смогу, оплошаю. Тем более совершеннолетнюю-то… А мелковата она. Я думала, годков шестнадцать, подрастет еще. И с чего ты имя ей этакое придумала — Вэлэри?
Ренна не ответила, да сваха и не ждала ответа, она вся была в своих мыслях о предстоящей помолвке. Все-таки выдать замуж без родительского напутствия и без согласия невесты — дело непростое. А Ренна полагала, что Вэлэри согласия не даст.
С другой стороны, для Вэлэри же будет проще, решатся все проблемы, и заживет она обычной жизнью. Плакать по ночам перестанет. Да и сама Ренна успокоится. Наконец-то перестанет тревожиться, что чужачка уйдет из деревни и выдаст ее, незаконную целительницу, Магическому контролю.
— А что, начались уже женские-то дни? — спросила вдруг Децима.
Ренна очнулась от размышлений и с удивлением посмотрела на сваху. И чего ей так не терпится? Неужто Молчун совсем допек?
— Да не начались еще, аура чистая. Но завтра днем уж точно придут.
— Днем, говоришь, — Децима хищно прищурилась. — А мы тогда с утра да пораньше все устроим.
— Подготовить бы заранее, а то девка она необычная, с характером. Как бы не воспротивилась.
— Ренна, лекарка ты хорошая, — сказала Децима, поднимаясь и важно выпячивая грудь. — Вот и лечи, сватовство мне оставь. Я каких только гордячек не уламывала! А уж к ущербной-то сироте ключик не хитро подобрать. Спасибо, что пришла, предупредила. А теперь не обессудь, дела у меня.
Выйдя на заснеженную улицу, Ренна оглянулась на дом свахи и пробормотала:
— Лечи, значит, и с советами не суйся. Ну, ну, посмотрю я на тебя завтра.
Только Лера зашла, и тут же в длинном просторном помещении, в котором, кажется, собралась вся деревня, повисла тишина. Лера замерла, словно пригвожденная к месту — все смотрели на нее. И с каждой секундой все большее неодобрение проступало на лицах окружающих. Захотелось провалиться сквозь пол или сбежать, но пол был крепким, а проходить опять сквозь строй парней на крыльце — увольте!
Вспомнив наставления Ренны, она слегка поклонилась. Может, перед такой толпой и глубже надо было, но уж как смогла. Все-таки непривычно спину гнуть. Тем более ей, современной образованной девушке, перед какими-то застрявшими в средневековье сектантами.
Народ вроде бы расслабился, и Лера незаметно перевела дух.
В доме было тепло, даже душно, и она сняла шубку. Пристроив ее поверх одежды, наваленной у входа, уже спокойней огляделась.
Сразу бросилось в глаза, что мужчины и женщины сидели по разные стороны помещения, вдоль больших окон. Дом потому, наверное, и был таким длинным и узким, чтоб окон нарезать, да рукодельничать на свету. И все-таки сектанты эти — ненормальные. Как в век электричества можно сидеть с масляными светильниками? Они б еще лучины жгли, чего уж там!
Женщины были всех возрастов, а среди мужчин — одни старики да юнцы, встретившие у входа. Взрослые мужики отсутствовали.
Ренна что-то говорила о работе в лесу. То ли они там деревья валят, то ли жгут их, — Лера в подробности не вдавалась. Вот если бы торговали и по городам ездили, тогда другое дело.
Стоять у дверей было глупо, но никто не приглашал чужачку в свою компанию и на лавках никто не сдвигался, освобождая место, зато у огромной печи, как шиш торчавшей посреди дома, пустовала резная табуреточка, и Лера неторопливо, держа спину прямо, пошла к ней.
Главное, не показывать страх и выглядеть уверенно, тогда нападать не будут.
Тактика оказалась верной. Вокруг загудели разговоры, женщины затянули грустную песню, и жизнь общинная пошла своим чередом: старики плели сети и вырезали ложки, женщины вышивали, пряли, ткали на станках полотно, а меж взрослыми бегали дети, играя какими-то палочками и тряпичными куклами.
Лера дошла до табуреточки и села. Все опять стихли. Напряжение ощутимо разлилось в воздухе.
— Кхе, кхе — громко откашлялся один из стариков. Основательно затянул узел на сети и, не глядя на Леру, сказал: — Ты бы к девушкам села. Не для тебя уголок оставили.
Жар разлился по всему телу, и Лера медленно встала. Ну как так-то? Не успела ничего сделать, а уже опростоволосилась.
— Конечно, иди к нам, — послышался вдруг звонкий голос, и из девичьей стайки улыбнулась главная запевала — Оста. — Расскажешь, кто такая, откуда явилась, да с какими целями Молчуна заманиваешь.