Читать книгу «Абитуриентка. Студентка» онлайн.

«Характер спокойный, нордический». Мысленно подбодрив себя и чувствуя, как расслабляется в груди сжатая пружина нервов, Лера направилась к Маркусу.

Тот до последнего не обращал на нее внимания, однако, когда она встала напротив и с поклоном протянула пиццу, игнорировать не смог. Выпрямившись, Лера успела заметить его изумленный, застывший на пару секунд взгляд. И тут только она сообразила, что забыла сказать ритуальную фразу. Сглотнув, чтобы смочить пересохшее горло, оттарабанила:

— В качестве вашего клиента приложу все усилия. Располагайте моими знаниями и умениями и позаботьтесь обо мне.

Маркус оторвал взгляд от пиццы и с недоумением посмотрел на Леру:

— Что?

— Прошу вас стать моим патроном, — пояснила Лера и на всякий случай повторила просьбу, но уже медленней, а не как скороговорку.

Маркус не перебил ни словом, ни жестом. С вернувшейся невозмутимостью выслушал, глядя прямо в глаза, а потом сказал:

— Мне не нужны клиенты.

Лера еще постояла, глядя, как он берет ложку и неторопливо размешивает бобы. В голове еще не укладывалось, что это всё. Отказ. Что все пять дней она просто тешила себя напрасной надеждой.

Однако с каждым кругом ложки по тарелке, внутри спиралью расходился жгучий холод. Тело оцепенело, и только руки ощущали тепло пиццы. Пиццы, которую так любят Димка с Санькой…

— Пожалуйста… — заледеневшими губами, едва уловимо шепнула Лера.

Маркус услышал. Поднял голову и после незаметной, но такой мучительной, паузы снова сказал:

— Мне не нужны клиенты.

Маркус с трудом удержался, чтобы не посмотреть вслед этой… Вэлэри. Что она о себе возомнила? Неужели всерьез рассчитывала, что он станет ее патроном? Это ван Сатор-то — у безродной плебейки⁈ Один из самых сильных студентов столичной академии — у слабейшей в этом отстойнике? Да и просто, мужчина — у девушки?

Помешав похлебку, Маркус нахмурился. Ну что за вонь! Да, в школе во время долгих походов ученики сами готовили на кострах, и он привык к пище непритязательной, но сегодня повар превзошел сам себя. Как будто специально постарался, чтобы в сравнении с горелой жижей блюдо этой… Вэлэри выглядело еще аппетитнее.

А может убогая думала, что раз он помог ей однажды, то теперь всю жизнь будет вытаскивать из передряг? Конечно, и до него доходили слухи об издевательствах над какой-то первокурсницей, и, судя по отчаянию, которое сквозило в ее тихом «пожалуйста», она и есть объект издевательств. Но это же не повод обращаться за помощью именно к нему! Да еще и на глазах у четверокурсниц! Уж те точно не оставят без внимания такое нахальство, и глупая девица расплатится сполна. Может хоть тогда поумнеет.

И что за дерзость⁈ Как она там сказала? «Располагайте моими знаниями и умениями?» Нет, если подумать, то традиционное обращение, сказанное девушкой мужчине, и в самом деле, прозвучит двусмысленно, так что убогая перефразировала его весьма изящно. Однако, какие у нее могут быть знания и умения? Впрочем… Знает же она о Цицероне? Так уверенно рассказывала о какой-то его дороге… И кстати, говорит она тоже крайне необычно. Все перемешано: и правильное произношение, и деревенский говор, а порой и старинное что-то слышится. Где же так могут говорить?

В задумчивости Маркус понюхал похлебку, но так и не решившись попробовать, отодвинул тарелку. На завтрак придется ограничиться лепешкой с молоком, а после занятий сходить в город и поесть нормально.

Мысли о еде опять напомнили об убогой. Как она протянула свое блюдо и замерла в поклоне. Молча! На мгновенье он даже онемел — показалось, что она в жены себя предлагает. Шайсе! Разве можно угощать мужчину хлебом и молчать⁈

Захотелось вдруг как можно быстрее покинуть это место, и, залпом выпив молоко, Маркус поднялся из-за стола. По пути к выходу он и не подумал взглянуть на девушек, ставших свидетельницами инцидента, но зачем-то покосился в сторону кухни — сквозь просветы в кованой решетке та замечательно просматривалась.

Вэлэри сидела, уткнувшись лицом в ладони. Плачет, что ли?

Стремительным шагом Маркус покинул столовую, и лишь когда за спиной захлопнулась дверь, позволил себе недовольно скривиться: нашла из-за чего страдать! Будто жизнь на этом кончается!

— Вкусно! Мням… Наконец-то… съедобное… — Дилан, чавкая и запихивая в рот огромный кусок пиццы, чуть ли не мурлыкал. При этом он от удовольствия прикрыл глаза и не видел, каким свирепым взглядом смерил его син Лидарий.

Вчетвером они расположились на кухне за личным столиком повара и ели пиццу. Вернее, ели только трое. Лера же пребывала в прострации и, сгорбившись, равнодушно наблюдала за приятелями.

Появление их она упустила. После того, как приковыляла из столовой, ничего не помнила: в голове было пусто, темно и гулко, как в треснувшей винной бочке. Где-то по краю сознания промелькнул син Лидарий с его «я же говорил!». Потом он ненадолго исчез и, кажется, вернулся уже в сопровождении Дилана и Шоннери. А она всё сидела, пряча горящее лицо в ледяных руках и погружаясь в ощущение прохлады на щеках. Лишь бы не думать. Лишь бы отодвинуть, отсрочить необходимость отвечать на вопрос: «А что дальше?» Потому что она не знала, что дальше.

— Вэлэри, а ты чего не ешь? — прошамкал Дилан. — Когда еще нас син Лидарий так побалует! И кстати, за какие заслуги? — рыжик вопросительно скосился на повара.

Син Лидарий не спеша, сосредоточившись на ощущениях, прожевал и только затем ответил:

— Это лиа Вэлэри приготовила.

— Для нас⁈ — Дилан расплылся в радостной улыбке и пихнул локтем Шоннери: — Видал? Не то что твои аристократки! Они, небось, думают, что лепешки сами в печках рождаются.

Шоннери промолчал, только со скорбным вздохом покачал головой.