Я сошёл с моста и увидел, что под ногами уже не чернота, как на том берегу, а грунт такого же цвета, как мне показывали во Вратах. Ну, по ходу, промежуточный этап — всё. Отлично.
На всякий случай я не спешил оборачиваться. Стоял и смотрел, как переходят мост остальные. Их потряхивало. Каждый то и дело вздрагивал и останавливался. С людьми говорили призраки, как Катерина Матвеевна со мной. В слова я не вникал, буквально за шкирку оттаскивал своё сознание. Там — личное, не надо мне туда. И никому не надо. Частную жизнь я уважаю.
Первым со мной поравнялся Егор. Лицо его было залито слезами, но выражало решимость. Я похлопал друга по плечу. Егор кивнул.
Глазами тех, кто пока стоял на том берегу, я видел этот. И испытывал когнитивный диссонанс, что бы это ни значило. Потому что видел совершенно пустой чёрный берег. И чувствовал беспокойство оставшихся. С их точки зрения мы задом наперёд переходили гладкий металлический мост, а, сходя с него, исчезали.
Те, что были подключены к тысяче, хотя бы могли видеть глазами перешедших и понимали, что сие есть иллюзия. «Запасники» такой возможности были лишены, и тысячские их успокаивали, объясняя, как обстоят дела. Вроде бы успешно.
Переход занял немало времени. Однако у меня сложилось впечатление, будто время тут вообще как бы не работало, что ли. Сложнообъяснимое чувство.
— Владимир, — подал голос Егор.
— М?
— А ты заметил?
— Я дофига чего заметил. Ты о чём конкретно?
— Мы не дышим.
— Чего?..
Егор разжёвывать не стал. Я сам провёл эксперимент. Выдохнул и подождал. Один, два, три человека перешли мост. Вот процокал лапками пятящийся паук, подошёл ко мне и встал рядом, ожидая приказов. Следом за ним прошёл Разрушитель. Потянулись другие охотники…
Вдыхать не было нужды. Егор оказался прав.
— Ну и что это значит? Мы умерли, что ли? — задумчиво спросил я, скорее самого себя.
— Не, — отмёл Егор. — Просто мы — там.
Я кивнул. И, вдохнув, просто ради собственного удовольствия, повернулся.
Интерлюдия
— Не хочу, — твёрдо сказала Катерина Матвеевна и оттолкнула тарелку.
Сидящий напротив неё гигантский скелет расхохотался.
— Рано или поздно тебе придётся есть.
— Смею возразить, сударь: не придётся. Я совершенно не голодна. Более того, мне даже дышать здесь не нужно.
Лица Кощея Катерина Матвеевна не видела, потому что лица у него не было. Был череп, который не выражал никаких эмоций. Но всё же досаду потустороннего царя она почувствовала. Когда-то он, видимо, был человеком и сохранил об этом смутные воспоминания. А может, таким человеком был, что ел лишь ради удовольствия, не задумываясь о том, что еда нужна для того, чтобы жить.
Здесь же голода не было. Как не было дней и ночей. Катерина Матвеевна понятия не имела, сколько времени она провела в кощеевом царстве.
Какими бы аппетитными ни выглядели кушанья, предлагаемые Кощеем, она не прикасалась к ним и пальцем. Не брала кубка с вином, отказывалась от воды. Всё потому, что ещё в самый первый раз увидела…
Как это у неё получилось — сама не поняла. Перед ней стояла тарелка с тонко нарезанным окороком, рядом — золотой кубок, наполненный вином, блюдо со сладостями. Катерина Матвеевна, которую только что похитили, не могла ещё даже и думать о еде, но Кощей настаивал, страх подталкивал уступить. И она потянулась к ножу с вилкой.
Но тут сзади что-то стукнуло. Испуганная, Катерина Матвеевна обернулась и увидела вышедшего из стены чёрта. Тот поклонился Кощею, да так, нагнувшись, и застыл в ожидании приказов.
«Анчутус, — громыхнул своим ужасным голосом Кощей. — Будешь за ней присматривать. Следить, чтоб не сбежала. И не вздумай ей навредить! Хоть царапину увижу — спрошу. А как я спрашиваю, знаешь».
Чёрт по имени Анчутус задрожал и поклонился ещё ниже. Катерина Матвеевна, поняв, что непосредственной опасности от него не исходит, повернулась обратно к тарелке. И на короткое мгновение, поворачиваясь, увидела, что окорок весь чёрный, гнилой и кишит опарышами. В кубке, судя по цвету, навозная жижа, а вместо сладостей по драгоценному блюду ползают какие-то твари.
Катерина Матвеевна сумела не выдать страха и омерзения. Постаралась унять дрожь, отложила приборы и скрестила руки на груди.