— Кабы было здесь, на чём, я нарисовал бы лучше. Словами-то непонятно, наверное…
Мстислава проковыляла к печке. Открыла дверцу, вытащила уголёк.
— Во. Черти на полу, — кивнула на доски пола.
Алексей открыл было рот, чтобы возмутиться. Я придержал его за рукав. Вмешиваться в учебный процесс, когда тот попёр — последнее дело.
Савка взял уголек, присел на корточки. Изобразил длинное изгибающееся тело.
— Вот, ежели это ведьма, то бить её надобно вот так, — он десятком чёрточек поделил змею на фрагменты. — Десятник ведь сможет каждому объяснить, как бить?
— Сможет, — кивнула Мстислава. — Ежели Десятник у себя в голове что-то видит, то и каждый охотник в десятке это видит.
— Ну, вот! Стало быть, по этим местам — Удары. Одновременно. Тогда уж тварь, поди, не поднимется.
Мстислава покачала головой.
— От Ударов — может и подняться.
Савка погрустнел и опустил глаза.
— А вот ежели Мечами рубить так, как ты сказал, да самому Десятнику — по башке её поганой, тогда уж точно обратно не срастись, — закончила Мстислава.
— И-ишь, — протянул другой охотник, тоже лет сорока на вид. Хлопнул Савку по плечу. — Молодец, паря! Соображаешь.
Савка зарделся от удовольствия.
— Всем бы такую соображалку, — согласился я.
Охотники обернулись к дверям. Загомонили все разом.
— Здрав будь, Владимир!
— И вам не хворать. Продолжайте занятия, Мстислава Мстиславовна, я мешать не буду. Заглянул лишь для того, чтобы сказать, что мне исключительно импонирует ваш стиль преподавания.
Я закрыл дверь. Повернулся к Алексею.
— Организуй им доску и мел, чтобы полы не пачкали. И писчебумажные принадлежности. Вдруг что-то записывать понадобится.
— Записывать? Охотникам? Да они имя своё написать — не каждый умеет!
— Ничего, заодно научатся. Будем бороться с неграмотностью. Для начала, потом к электрификации всей страны перейдём. Образование, Алёша, это такая штука, которая никогда не бывает лишней. Понял меня?
— Понял.
— Отлично. Обеспечь учебный процесс всем необходимым. А пока…
Я не договорил.
— А ну, стой! — донёсся вдруг из другого конца оплота возмущённый голос. — Стоять, скотина!
Мы с Алексеем бросились туда, откуда пришли. Выбежав из коридора, увидели, что дверь приёмной комнаты открыта, а в прихожей на пороге стоит Разумовский. Входная дверь была распахнута.
Я выскочил на крыльцо и увидел лежащего посреди улицы, метрах в трёх от крыльца, человека. Он лежал, раскинув руки. Рядом на снегу были рассыпаны монеты и золотые кости.
Мы с Алексеем подскочили к лежащему.
— Наши? — глядя на кости и монеты, спросил я.