—Вот теперь, Глеб, ты задаёшь верные вопросы! Что составляет круг интересов Тимофея?
—Алкоголь, наркотики и легкодоступные женщины, — протараторил Юра, впервые присоединившись к обсуждению.
—Бинго! А значит, нужно предоставить ему объект вожделения, причём крайне привлекательный и, скажем, живущий не поблизости. Только для этого нужен профессионал, непосредственно вовлечённый в план, и желательно крайне неразговорчивый, да и к тому же обделённый природой хорошим слухом, да настолько, чтобы не "услышать" звуки выстрелов в паре метров от себя. — Последние слова я проговорил с настолько очевидным сарказмом, что даже Юра врубился.
—Не проблема, — тихо буркнул он.
— Спаси… — хотел было сказать я, но внезапная боль пронзила мою голову так сильно, что я невольно ухватился за неё.
—Ты в порядка? Обеспокоенно порошал Глеб, в то время как все остальные ограничились взволнованными взглядами.
—Жить буду, просто надо нормально поспать, Глеб не против если у тебя перекантуюсь?
—Мог бы и не спрашивать. Отозвался старшина, расплывшись в улыбке.
—О и кстати мне завтра в школу, у меня заканчивается отсранение, если что разбудишь меня в семь?
Глава 16
Утро 29 сентября. Я открыл глаза, лежа на диване, и устремил взгляд в потолок. Тело больше не ломило, а разум, казалось, прояснился. Значимость здорового сна невозможно переоценить, — подумал я, поднимаясь в вертикальное положение.
Протерев глаза и накинув штаны с футболкой, я принялся разминать тело: потянул руки, шею, колени, отжался раз тридцать пять, что окончательно помогло отойти от сна. Затем я направивился на кухню, и достал из холодильника здоровенную кастрюлю перловой каши поставив на комфорку разогреваться. Можно поесть от души, повезло, что Глеб варит её столько, чтобы затем завтракать неделю. Не хватает соли, да и вкус пресный, но в целом сытно, а это главное.
Однако не кашей единой жив человек — нужно ещё и чего-нибудь выпить: чай или кофе? Раньше я бы даже не задумывался над таким выбором, но у Глеба был только растворимый кофе, так что шансы были равны. В итоге в близкой борьбе я всё же предпочел чай. Позавтракав и ополоснув посуду, я захлопнул дверь квартиры, в очередной раз благодарный хозяину за приют. Преодолев подъезд, я оказался в объятиях радушного утра. Солнце, несмотря на ранний час — всего лишь половина седьмого, — уже щедро лило свет, небо было безоблачным, а легкий ветерок, словно приветствуя меня, ласково обдувал лицо. Наслаждаясь этой благодатью, я направился в сторону Изумрудной, в уже знакомый и любимый «Capriccio di Mare».
— Здравствуйте! Приветствовал я Агафью Петровну, в полудрёме лежащую на диване, заметив меня женщина сразу подскочила и ответив на приветствие, предложила чай с печеньками, в ответ на что я посоветовал ей приберечь их для Юры, в следующее мгновение в мою сторону полетела красная тряпка, а на её лице заиграл лёгкий румянец. Эх, если разведчик не способен распознать столь яркую симпатию, то это уже явный признак профессиональной непригодности.
— Вот вы шутите, а я для вас всю ночь старалась, — произнесла Агафья, надувшись, словно воздушный шарик.
— Ладно, ладно, зачем сразу обижаться? Обыкновенная шутка, — ответил я, стараясь сгладить ситуацию.
— Неправильные у вас шутки Артём, — смущенно пробормотала Агафья и, открыв шкаф, протянула мне костюм, напряженно застыв в ожидании моей реакции.
Я взял костюм в руки, внимательно осмотрел его и заключил, что он поистине великолепен: ровные, аккуратные швы, широкие, но мягкие на ощупь лацканы, шелковая подкладка пиджака, пуговицы, судя по всему, из перламутра, придающие изысканный блеск.
— На славу потрудились, Агафья! — произнёс я, чтобы разрядить напряжение, повисшее в воздухе. Помогло. Она с облегчением выдохнула, расправила плечи, и её лицо сменило неуверенность на гордое выражение, словно говорящее: «Кто бы сомневался!»
— Не против, если я примерю?
— Кхм, конечно, только в примерочной. Отвечала она, все ещё держа в памяти инцидент с Юрой.
Получив одобрение, я удалился за ширму, снял ужасные джинсы цвета детской неожиданности и пурпурную футболку, облачившись в костюм. Уставившись на своё отражение в зеркале, я окончательно убедился: костюм сидел идеально. Черный, с оттенком нефрита, он аккуратно подчёркивал плечи и талию, при этом не сковывая движений, как никак свободный крой, а изюминкой выступал белый нагрудный платок, контрастируя со всей остальной композицией, и обращая внимание на вышитое на нём число 74.
Поблагодарив женщину за её мастерство и внимание, я тепло попрощался и вышел на улицу. Там, неспешно бродя в поисках мусорного бака, я наконец нашёл его и, с лёгким вздохом облегчения, избавился от прошлого, старые вещи. Затем я направился к остановке, где ожидал 82-й автобус, в очередной раз мысленно проклиная общественный транспорт, но тут же утешил себя: с костюмом разобрался, значит, и машину скоро куплю. Подбадривая себя, чтобы не впасть в уныние, через пару минут я заметил на горизонте долгожданный автобус. Расплатившись за проезд, я удалился в самую глубь автобуса, не питая надежды занять сиденье и предпочтя остаться стоять, дабы не тревожить себя необходимостью уступать место другим. Утренние пробки, столь привычные для этого часа, не стали помехой: шофёр, виртуозно лавируя между машинами, с лёгкостью обгонял их, мастерски справляясь с габаритами автобуса, и мы добрались до места уже к 7:50. Покинув общественный транспорт, я глубоко вдохнул, наслаждаясь чистотой воздуха, и неспешно зашагал в сторону школы. Вокруг стайками двигались другие ученики, громко обсуждая обыденные вещи: расписание уроков, предстоящие экзамены, прыщи, выскочившие в самых неудачных местах. На их лицах светилась беззаботность, пугающая до дрожи. Может ли всё быть так просто? Способен ли я так же безмятежно наслаждаться школьной жизнью? Вряд ли. Судьба, думаю, уготовила мне иной путь, — заключил я, а в голове неожиданно начали всплывать образы давно ушедших товарищей. Маттео, семнадцатилетний парень, которому прострелили живот в упор из двустволки. Я обещал ему, что мы вместе покорим Нью-Йорк. Альберто, бросившийся под пулю, чтобы защитить меня. Никогда не забуду отчаяние на лице его жены — этот пугающий симбиоз ярости, скорби и безысходности. Марко, в одиночку удерживавший склад в Ливерпуле, отбиваясь от полицейских и семьи Манчини одновременно, четыре часа подряд. Ради них, ради всех, кто пал, и ради тех, кто ещё жив, я должен изменить мир. А до тех пор покой мне должен быть не ведом. Погрузившись в себя, я гнал прочь давно ушедшее время, а тем временем школа уже возникла в поле зрения. Высокий и величественный флаг Российской империи, выглядевший до боли нелепо на фоне ветхих стен, и сторож, осушающий содержимое фляги, вызвали во мне желание засмеяться протяжно и долго. Однако, сдержавшись, я заскочил внутрь и направился на второй этаж к 54-му кабинету. Шёл я под удивлённые взгляды и шёпот, звучавший за спиной, — видимо, мой подвиг двухнедельной давности успел превратиться в настоящую школьную легенду. На входе меня встретила Настя, буквально вплотную приблизившись к моему лицу, и начала быстро, но бессвязно лепетать. Отмахнувшись от неё, я занял своё место за второй партой третьего ряда.
— Привет. — раздалось за спиной. Обернувшись, я увидел Аню: её волнистые, огненно-рыжие волосы, как всегда, пылали ярким контрастом на фоне холодных, бесспристрастно-серых глаз.
— Здравствуй. Отозвался я завинсус на пару секунд. Как вы с Антоном Владимировичем поживаете?
— Неплохо, благодаря вашим стараниям, у нас стало тихо и спокойно, и люди стали охотнее заскакивать в магазин к отцу, только вот вчера...
— Было страшно?
— Да…
—Уж прости, не ожидали, что столько народа заглянет на чаепитие, — ответил я завуалированно, всё ещё чувствуя на себе тяжесть чужих взглядов.
— Ты не понял. Было страшно не за себя. Мы знали, что вы не дадите нас в обиду, как не дали Василия Игоревича. А за вас…