Сначала я думаю, что Стас опаздывает. Задерживается. Такое бывает даже на свадьбах.
Но потом начинаю нервничать все больше. Чувствую: что-то мне недоговаривают. Определяю это по тому, как Геля прячет от меня взгляд, как расстроенная мать капает успокоительное себе в шампанское, как злится отец. Четко ощущаю, что мама моего благоверного, и так не испытывающая ко мне особой любви, вдруг загорается открытой ненавистью.
Свадебные плакаты, гирлянды с нашими инициалами, развлекательная программа, особое меню, все это оказывается никому не нужным хламом. Около ста человек приходят разделить с нами праздник, но поздравлять некого. Мой жених не является не регистрацию.
Мои мечты о стабильном браке и счастливой жизни превращаются в пепел.
– Мила, пойдем, – в комнату шумно входит отец. – Не явится твой прощелыга, сколько можно ждать.
А я сижу и не двигаюсь, будто меня к креслу пригвоздили. Сижу и все еще не верю, что Стас меня обманул. Предал как последний мерзавец. Дождался, пока свадебное платье надену, и бросил.
Глаз не могу поднять. Знаю, что на отцовском лице увижу осуждение. Станислав никогда папе не нравился. Не верил он ни в любовь его, ни в серьезные намерения. Ругались, до хрипа спорили. Счет потеряла, сколько раз слышала, что не пара мне Стасик. Что родители его – высокомерные выродки с замашками недоделанных аристократов – никогда меня в семью не примут. Так и будут всегда если не в лицо, то в спину плевать.
Теперь и не поспоришь. Разве не прав был?
Пальцы теребят ткань свадебного платья. Стоит оно целое состояние. Мечта, а не платье.
Да будь все проклято! И тряпка эта, и день сегодняшний, который должен был стать самым счастливым в моей жизни, а превратился в кошмар.
За что такое унижение? Столько боли за что?
Дышать не могу, грудь разрывается.
– Мила! – нетерпеливо окликает отец.
Прилагая нечеловеческие усилия, поднимаю взгляд и смотрю в его глаза. В них лишь отголоски того, что в этот момент испытывает, малая толика всего урагана чувств. Обида, злость, разочарование. Усталость даже какая-то. Губы всё тверже сжимаются, подбородок подрагивает. И не только на лице – во всем облике разбитость и надорванность. Пиджак обвис, плечи гнетом унижения ссутулились, галстук сбился набок.
Мама стоит молча, потерянная, такая же разбитая. Даже на таком расстоянии от нее разит лекарствами. Напилась успокоительных, да разве ж спасут они от унижения. Позора такого ни я, ни мои родители в жизни не испытывали.
– Как хочешь, – раздраженно бросает отец, хватает мать за руку и тащит за собой.
Вон из комнаты. Вон из этого дома.
Вниз по лестнице бегут их шаги. Бегут слезы по моим щекам. Горячие, отчаянные.
Да не хочу я так! Не хочу! Сил нет подняться. Как же они не понимают. Хоть бы несколько минут дали, чтоб отдышаться. Пусть гости разойдутся, и так душа на куски разорвана.
С трудом расцепляю пальцы. Бросаюсь за телефоном. В мыслях только бросаюсь – тело деревянное. Руки не двигаются.
Непослушными пальцами набираю номер Станислава. Хочу высказать ему все. Пусть знает, какая он мразь. В любви и верности уверял. Говорил, что все для меня сделает.
Сделал! Даже больше, чем обещал! Я на такое не смела и надеяться. Что разобьются мои розовые очки вместе с розовыми мечтами. Что лет на двадцать за один день постарею.
Жму снова и снова на вызов, но в ответ слышу лишь длинные гудки. Стасик, как последний трус, не берет трубку.
Кто бы сомневался! Смелости не хватает в лицо мне что-то сказать. Убогий недоносок!
В этот момент дверь снова открывается, и на пороге возникает мать Стасика, Екатерина Анатольевна. Высокая, худая, с прямой спиной. Держится, как всегда, словно шест проглотила. На лице ни одной лишней эмоции, только в холодных светлых глазах искорки презрения.
– Регистратор уже ушел. Машина внизу. Тебя отвезут, куда скажешь, – бесстрастно сообщает она.
– Я могу переодеться? – снова бессильно роняю руки на колени. Недавняя вспышка эмоций опустошает меня окончательно.
Екатерина Анатольевна молча смотрит сквозь меня. Я для нее пустое место. Теперь она этого и не скрывает.
Ответ ясен.
Подхватив пышную юбку свадебного платья, выхожу из комнаты и осторожно спускаюсь по лестнице. Боюсь упасть – ног не чувствую. Ловлю на себе взгляды гостей – смеющиеся, сочувственные, ироничные, разные… Хочется зажмуриться и исчезнуть. Провалиться сквозь землю, пропасть, умереть, в конце концов, только б не ощущать на себе столь пристального внимания, не быть посмешищем.