— А ты её крестом да молитовкой, глядишь, и отстанет, — бормочет своё поп.
Нефед видит, что толку нет, сказал про чудо-камушки. Поп отрезвел сразу. Позвал урядника: тот мужикам приказал явиться и в тайгу на Нефедов покос отправиться.
Подкрались, засели в кустах, глядят — девица у костра с дедом кашу варят, Василий листовку оселком правит.
Нефед в кустах трясётся от злости, рядом поп с урядником.
Поп брюхо чешет, восхищается:
— А и впрямь хороша краля!
Урядник мужикам знак подал: «Приготовьсь!»
Выскочили они, Василий косу схватил:
— Не подходи!
А девица кинулась в лес, помелькало средь тёмных ёлок её белое платье и исчезло. А среди елей берёзка белая встала.
Мужики, что Василия держали, опомнились, переговариваются, дед их совестит:
— За что парня схватили?! Не вор ведь! Его дело с девкой любиться.
Ну и отпустили. А Нефед со злости с топором подбежал, рубануть хотел по берёзке, но Василий подоспел, подставил корежину. Топорище сломалось, топор отскочил и Нефеду в лоб. Тот и окочурился.
Заклубилась тут берёзка белым облачком и растаяла.
Мужики крестятся, а поп с урядником бегом из тайги. На том месте, где берёзка была, поднялась девица: волосы, словно лён, белые, глаза — цветы лазоревые.
Мужики сначала рот разинули, потом давай Василия подталкивать:
— Ну, Василий! Ну, молодец! Вот так отыскал красавицу! Как зовут-то её?
Василий на невесту глядит, оба плечами пожимают. Кто-то и сказал:
— Он — Василий, а она Василисой пусть будет.
Так и нарекли.
Косматка
Ямщиковы ребятишки, почитай, с рожденья при лошадях, у каждого парня на щеках пушок ещё пробивается, а уж пол-Сибири изъезжено. А как совсем в пору войдет, так и сбруя и конь для него готовые.
У Катерины и Петра Крутояровых первенца Митяем звали. Справный ямщик получился, девчата заглядывались; Пётр и решил: «Отделять пора». Жеребчика вырастил, да хворь на того напала, прирезать пришлось.
Вот как-то по первому снегу отправились они на ярмарку. В конном ряду Пётр друзей-приятелей из села повстречал, те и сговорили:
— Айда в трактир, пропустим по маленькой.
Пётр отдал деньга сыну:
— Ты, Митенька, сам поприглядывай, в конях не хуже меня разумеешь, который поглянется, тот и твой. А я — мигом.
Парень стал ходить, прицениваться. Кони один другого краше: вороные, чалые, каурые. Однако смотрит — резвости нет. Вдруг приметил, народ столпился. Подошел, удивился: старик конька продает, а тот невелик да космат. Мужики похохатывают: