— Дозволь горностая добыть, не то на деревне смеются, дескать, зря на горку хожу.
Тут девица взяла парня за руку, вывела на крыльцо, сама сошла наземь, нагнулась к сугробу да шкурок горностая связку и подала. А сугроба-то как и не было.
— На-ко, — говорит, — тут на шапку да на шубку девичью хватит.
Потом нагнулась к сугробу большому.
— А здесь — на цареву мантию, — подала Володею большую связку. — Только проси цену-то настоящую. А чтоб верней было, сначала сунь малую связочку. Коли сполна заплатит, тогда и большую отдай. Ну а я доведу тебя до дому.
Повернулась круг себя и горностаюшкой вперед парня запрыгала. Взял он шкурки и побежал вслед. Вскоре на горку парня вывела, внизу деревня окошками светится, а горностаюшка на знакомый пенек вскочила, обернулась девицей и говорит:
— Оставь пока большую связку-то здесь, ничего, поди, не случится.
Ну, парень и бросил связку наземь, она сразу в большой сугроб превратилась. А девица круг себя повернулась, и не стало ее, будто не было.
А уж совсем рассвело, парень в деревню спустился и, на глазах у всех, сразу к торговану отправился. Многие подумали: «Неспроста парень к Сидору в лавку пошел» — и за ним. А он шкурки на прилавок выложил:
— Добыл горностая снежного!
Все ахнули, а торговая глаза вытаращил: «Боярыням да царицам в них щеголять?» Однако чует — при народе не обмануть, на мужиков рявкнул:
— Чего без дела столпились?! По домам ступайте-ка.
Выпроводил и Володею давай гундеть:
— Шкурки старые, коль-где моль, вишь, побила! — Кинул медяков горсть: — Ha-ко, на пряники.
Сам схватил шкурки, под прилавок сунул. Думал, парень шуметь начнет, но Володей ничего не сказал, ушел, пряников накупил, ребятишек угостил, сам на печку забрался, грызет пряники.
А Сидор дела бросил, повез горностаев к купцу. Как приехал, перед ногами его мешком тряхнул:
— Принимай, ваше степенство, горностая снежного.
Купец под ноги уставился, брови нахмурил:
— Горностая-то я бы принял, а снег мне не надобен, своего на дворе — все сугробы какие.
Сидор глянул да так и остолбенел: у ног купца куча снега лежит, по половице уж вода струйкой потекла.
Хохотнул купчина, хотел Сидора взашей вытолкать, дескать, чего на пустобреха время терять, да глядит — Сидор божится, доказывает: мол, горностай в мешке был, да, видать, Володей этакую шутку сыграл. И рассказал, как горностаи попали к нему. Купец выслушал, усмехнулся: «Экие плетет небылицы?» Однако мимо деревни по делам вскорости ехал, ну и решил завернуть, про Володея спросить да про его горностаюшек.
Как прибыл, мужиков спрашивает, а те и впрямь головами закивали, слова Сидора подтверждают и Володея к нему вызвали. Пришел к купцу парень. Тот и сказал:
— Коли добудешь горностая снежного, звонкой монетой расплачусь.
Володей долго не раздумывал, на гору и отправился. А Сидор кипит от зависти: экое от его степенства доверие! Решил доглядеть, как горностая Володей добывает, за ним на гору покрался. Глядит: парень на вершину забрался, к сугробу нагнулся — и не стало сугроба вдруг, а в руках — связка огромная шкурок горностаевых. Сидор-то к другим сугробам кинулся, да только сугробы сугробами и остались. А парень тем временем за елками скрылся. Бросился Сидор за ним, вдруг, откуда ни возьмись, горностаюшка выскочила, за ней еще сотня зверьков — и давай круг Сидора бегать да прыгать. Тут снег повалил, ветер поднялся, закрутил хлопьями. Сидор туда-сюда, ничего не видно, а ветер сильней, снег гуще, а горностаи все бегают, прыгают. Круг Сидора уже сугробы огромные, и вдруг стихло все. Глянул он вверх, сквозь дыру будто высоко-высоко неба синего клин проглядывает, совсем не выбраться. Присел Сидор на корточки, завыл от страха.
К вечеру только хватились его — сказал кто-то, будто видел, как он за Володеем на гору покрался. Отправились мужики, еле живого в сугробе отрыли.
А парень-то, как в деревню вернулся, шкурки отдал купцу, тот и развел руками:
— И вправду красота неописанная! — И отсчитал ему золотыми монетами: — Владей, Володей!
На деньги те парень коня, корову купил, дом выстроил. Торгованова дочка было к нему прилащиваться, да он уж с какой-то таежной заимки девку хорошую высватал, вскоре и обвенчались.
А на охоте-то не бывал более — удачи не было. Только каждую осень, в покров, на всю ночь с женой в тайгу убредали — и так до самой смерти своей. Старики сказывали:
— Это они на Горностаеву гору, на поклон лесу ходили.