Элейн в красном платье стояла на вершине холма. Где некогда располагался замок ее предков. Его совсем недавно разобрали на камни, чтобы с их помощью начать восстановление дворца.
Строительство шло полным ходом. В королевстве пока было тихо. Королева Лиан неожиданно получила просьбу о встрече от посла Балиума. В тот же вечер две страны заключили торговые и военные договоры. У них появилась общая граница и была создана армия обеих стран, призванная защищать их теперь уже общие границы.
Ей дали название — Северная Луна.
Затем приехали послы империи. Они были сильно недовольным восстанием, которое погубило короля и наместника, но, увидев, что юная королева достойно справилась с положением, остались довольны.
Поставки руды все так же шли без перебоев, так что послы уехали, оставив нового наместника. Такого же скользкого, властного и опасного, как и предыдущего.
Элейн прекрасно понимала, что от рудника им в ближайшее время не избавиться. Все, что она могла, это изменить систему управления рудником. Чтобы людям было проще там работать. Чтобы им платили за это не палками, а хотя бы звонкой монетой.
Она ведь, в отличие от Примуса, видела в простых смертных не стадо, которое можно загонять на убой, а людей.
Лиан стала ее первым военным советником. У них сложились тяжелые отношения. На людях они всегда улыбались друг другу, но когда оставались наедине… в общем, не оставались они наедине.
Элейн знала, что Лиан винила ее в смерти своего генерала. И в том, как сильно изменились песни бардов. В том, как прославляли они принца Эрена и королеву Элейн и как порочили имя лжепринца Хаджара, поднявшего восстание против короля.
И только в самые темные вечера в самых отдаленных тавернах порой звучали старые песни. О Безумном Генерале. О том, как он пожертвовал собой, чтобы спасти народ Лидуса, о том, как в одиночку обманул целую империю. Подобные рассказы и слухи карались законом. В тюрьмах уже сидели люди за их распространение.
С этим Элейн ничего не могла поделать. Ради выживания большинства она всего за несколько дней уже пожертвовала меньшинством.
Элейн сжимала кулаки, ногти впивались в кожу и на землю падала кровь.
— Какой же ты дурак, братец, — просипела Элейн, вытирая слезы и оставляя на щеках кровавые разводы.
Внезапно ей показалось, что лица коснулась теплая мозолистая рука. Такая же, какая ее касалась тогда — в подземной пещере. Наверное, просто игра воображения…
— А мне кажется, этот план был гениальным.
Элейн открыла глаза. Перед ней стоял высокий, статный юноша в простых одеждах. Его длинные черные волосы развевались на ветру. В глубине синих глаз спал дракон, а из-за пазухи высовывалась нахальная мордочка белого тигренка.
— Ты призрак? — Элейн сделала пару шагов назад.
— Не знаю, — засмеялся юноша, схватил королеву за запястье и притянул к себе.
Он заключил ее в крепкие, теплые объятия и зарылся лицом в волосы.
Элейн не стала что-либо говорить. Не стала просить что-то объяснить. Она просто прижалась к брату, чувствуя, как в душе возникает чувство покоя и умиротворения.
Хаджар падал в глубине черных вод. Над головой опускались тяжелые каменные плиты разрушенного дворца.
“Не все ль равно, где сдохнуть: здесь иль там?”
Значит, вот такую судьбу видело Древо Жизни? Погибнуть от руки Элейн, которая забыла о том, что она рождена Элизабет и Хавером? И раз она забыла свое родство, то и не рождена вовсе.
Глупо. Иронично. Слишком поэтично и драматично.
“От жизни я земной устал, и был бы рад, чтоб мир со мною пал”.
Глупо было отрицать, что Хаджар, падая на дно, не особо рвался всплывать. Силы его покидали, но он не использовал то, что осталось, чтобы рваться к далекому солнечному кругу на поверхности.
“Дуй, ветер, смерть, я твой! В бою сегодня встречусь я с тобой!”
Праотцев он встретит с честью. Он сделал все, что хотел. Он освободил королевство от власти Примуса. Вверил его в руки Элейн, которую само Древо Жизни выбрало на роль королевы. Да и саму Элейн, как и обещал, он спас.
“Я как медведь, прикованный к столбу”.
Все эти годы сквозь любые бури и невзгоды его вели за собой простые цели. Отомстить и спасти. И он добился их и теперь ощущал тянущую пустоту в своей груди. И эта пустота была вызвана вовсе не страшными ранами, а отсутствием цели. Цели, ради которой живет и сражается любой практикующий.