— Она уже прошла свое испытание. И оно было труднее, чем ты можешь себе представить. И если она лежит здесь, а ты стоишь передо мной, то значит, ты свое провалил, а она свое выдержала. А может, мы с тобой только встретились. Или же ты хочешь срубить меня, и тогда я убью тебя и все это королевство. Еле оно еще существует… если оно уже существует… если еще существует смерть… если уже существует смерть.
Хаджар решил не отвечать. На сегодняшний день ему хватило безумия. Пора уже было покинуть это проклятое место и забыть к нему дорогу. Он еще убедит Элейн принести клятву на крови, чтобы никто и никогда не узнал о дереве жизни и ведущей к нему тропы из травы Лазурной Звезды.
Кто знает, какие разрушения могли принести в мир слова этого сумасшедшего полена.
Хаджар бережно поднял на руки Элейн и развернулся к лестнице, высеченной в камне. Он сразу заметил, что на тыльной стороне ее ладони сияет серебряный иероглиф “меч”.
Видимо, это и был — меч королей. Оружие столь высокого ранга, что его можно было запечатать в виде символа и призвать одной лишь силой мысли.
Хаджар о таком слышал лишь в старых сказках.
— Никто не может слышать ветра, отринутый небом генерал, — прозвучал шепот.
Он обернулся как раз вовремя, чтобы заметить, как от красной кроны отделился один листочек и, проплыв по воздуху, нырнул в карман заплатанных одежд.
— Это мой первый дар тебе, глупый генерал. Я хочу помочь тебе. Хотела помочь тебе… помогу тебе… никогда не встречала тебя… Никто не слышит ветер, и ты его не слышишь. Ты его слышишь, но слышишь не ветер… Ты слышишь свою мечту…
Хаджар отвернулся и ускорил шаг. Он сомневался, что еще пара минут в компании этого существа окончательно не лишит его разума.
— Ты умрешь, — догонял его шелест листьев, — но смерть тебе принесет тот, кто не был рожден.
Хаджар одним прыжком преодолел с десяток метров и оказался на ступенях каменной лестницы.
Если чему и научил его своими легендами Южный Ветер — не верить пророчествам деревьев жизни. Ибо даже если собрать тысячу тысяч светлейших умов, они никогда не смогут их верно истолковать. Ибо древо всегда дает их таким образом, чтобы истинный смысл был сокрыт. Так что проще и вовсе забыть об этих словах.
Когда сошло с неба солнце и развалины храма погрузились во тьму, древо жизни вновь промолвило:
— Здравствуй, мертвый генерал.
Во тьме из лунного серебра и мглы соткалась призрачная фигура. Такая же, какую увидел Хаджар в своем видении о далеком предке.
— Здравствуй, мой Враг, — прозвучал голос давно уже мертвого воспоминания.
Но дерево жизни видело все, что происходило, происходит, произойдет и может произойти. И для него все это происходило сейчас. Оно не знало концепции времени, ибо время для него не существовало.
— Я передала ему твой меч, мертвый генерал.
— Спасибо, мой Враг.
Фигура начала постепенно исчезать.
— Ты обрек… обречешь… его на страшную судьбу.
Теперь уже древо жизни, вновь погрузившись в сон и одиночество, услышало далекое:
— Может, это именно то, что нужно этому миру. Страшная судьба…
Глава 215
Хаджар сидел на камне и крутил в руке красный листок. Из вулкана они уже несколько часов как успешно выбрались. Сейчас же, наслаждаясь сумерками, отдыхали на поросшем травой склоне. Им еще предстоял путь вниз, но в данный момент никого не тянуло пуститься в немедленное приключение.
Очнувшаяся ото сна Элейн, проигнорировав присутствие Хаджара, тут же погрузилась в глубокую медитацию. Она сидела неподалеку от его валуна и держала на коленях красивый белоснежный клинок. Татуировка у нее на ладони ярко светилась, а само оружие испускало волны энергии, которые сложно было с чем-либо спутать.
Это был явно клинок императорского уровня. За такой меч любой Рыцарь духа продаст собственную… душу. Вот только в данном случае, учитывая, что клинок привязан к крови Элейн, это было бесполезно. Теперь только она и ее дети смогут владеть этим оружием.
Хаджар улыбнулся и вернулся к алому листку. Он нисколько не завидовал сестре и был даже рад такому исходу событий. Он никогда не стремился к трону, и древо в этом не ошиблось.
Да, он не собирался вспоминать и обдумывать произошедшее в вулкане, но просто не мог занять мысли ничем другим.