— Я никогда не была в армейском лагере, моя принцесса. — Фрейлина пригладила жидкие, сухие, как солома, волосы. — Таких, как я, даже самые отчаявшиеся солдаты не сильно привечали.
Элейн улыбнулась своей фрейлине. Для нее та была самым прекрасным цветком в саду. Ее голос трогал душу и сердце, а что до внешней красоты, то все они однажды станут одинаково сморщенными и седыми. Красота — лишь мимолетное видение.
Впрочем, дочери дворян всегда усмехались на подобные слова принцессы. Разумеется — за ее спиной.
Они перешептывались и язвительно замечали, что принцессе было легко так говорить. Она-то — одна из самых желанных и красивых женщин не только в этом, но и в окрестных королевствах.
По столице ходили легенды, что к ней приезжали свататься даже дворяне из самой империи!
— Но однажды я видела генерала в городе. Он был со своим другом — офицером Неро и пустынной ведьмой Серой. Они шли на праздник дождя.
— И каким тебе представился генерал?
Фрейлина вспомнила тот вечер, когда среди толпы увидела Хаджара. Вспомнила взгляд его ясных и чистых глаз. Вспомнила и, вздрогнув, помотала головой.
— Его красота сравнима лишь с вашей, моя принцесса, но…
Элейн приподняла бровь.
— Но… что? — поторопила она.
— Возможно, это потому, что я лишь смертная, моя принцесса, но несмотря на всю его красоту, мне на миг показалось, что я вижу совсем не человека. — Фрейлина еще раз вздрогнула и, поджав колени, обняла их. — Мне казалось, что в человеческом обличии по дороге идет страшный зверь.
Элейн уже слышала истории о том, что иногда генерал вызывает своеобразные ощущения у людей. Такие, что те представляют себя в темной пещере наедине с разъяренным тигром.
— Его глаза, — вспоминала фрейлина. — В их глубине скрывалось что-то нечеловеческое и… совсем недоброе, моя принцесса.
— Недоброе?
Девушка кивнула.
— Не такое “недоброе”, как у городских разбойников или дорожных бандитов. А другое… Как если бы он искал охотника, ранившего его копьем. Вот такое недоброе. — Фрейлина посмотрела на свой инструмент.
После той встречи они больше не могла слушать песни о генерале, но именно эти песни теперь делали ее женщиной, облеченной властью. Именно благодаря им она могла не воровать еду, одевалась в лучшие одежды и носила изысканные украшения.
Красавицы дворянки, раньше не обратившие бы на нее ни малейшего внимания, теперь искали ее общества, льстили и заискивали. Делали все, чтобы через фрейлину снискать хоть немного фавора принцессы.
— Все люди гуляли и веселились, — продолжала фрейлина, — а генерал… он охотился.
Элейн отвернулась к окну. Она слышала эти шепотки о том, что генерал Хаджар разрушил замок генерала Лаврийского и убил его владельца. Но даже это не могло пошатнуть сердце Элейн.
Принцесса смотрела на далекие горы. Туда, откуда дул северный ветер, принося с собой живительную прохладу.
Где-то там, среди снегов и камней, сражался генерал, чье имя вселяло в сердца людей решительность. На каждом углу в столице, в каждой таверне и кабаке о его подвигах и доблести пели песни. И люди порой шептались, вспоминая какого-то другого Хаджара. Они говорили, что боги забрали у них принца, но подарили генерала.
Увы, Элейн, никогда не покидавшая пустынного дворца, ничего об этом не знала. Любые упоминания о принце Хаджаре были запрещены королем. И даже фрейлина, знавшая об этих шепотках, не смела упомянуть убиенного, законного наследника престола.
— Расскажи мне еще, — вздохнула Элейн.
В это же самое время, когда две девушки общались в высокой башне, во дворце шла еще одна беседа. Правда, в отличие от предыдущей, она проходила во тьме и сырости подземных казематов.
С факелом в руках Примус сидел напротив прикованной к стене старухи. В многочисленных язвах и волдырях, лысая, лишенная части пальцев и с выдранными из тела кусками плоти, она мало походила на человеческое создание.
У нее не было большинства зубов, а те, что остались — были сточены едва ли не по самые десны. Из пустых глазниц текли гнойные струйки.
— Почти пятнадцать лет пыток, няня. — Примус скучающе подпирал подбородок рукой. — Большинство мужчин не вытерпели бы и десятой части от этого срока.
— Мужчины, — раздался хриплый, каркающий голос. — Вы умеете только кричать, но никак не терпеть.