Хаджар и командиры переглянулись. Никто из них не понимал, что происходит и в чем дело.
— Генерал, — произнес Лергон, все так же держа кулак у сердца, — солдаты, которых вы видите перед собой, сдаются и уповают на вашу волю.
— Сдаются?
— Согласно старым законам, после битвы генералов проигравшая армия сдается на милость победителя.
— Между нашими генералами был другой уговор, — возразил Хаджар. — Отправляйтесь к своим, офицер Лергон. Нет смысла в красивых ритуалах прошлого.
Хаджар развернулся и зашагал прочь, когда его окликнул едва ли не плач раненого зверя.
— Нет там наших “своих”, могучий генерал! — Лергон и солдаты поднялись на ноги. В их глазах светилась ярость, тонувшая в боли. — Мы знаем об уговоре Лунного Генерала и Зуба Дракона. Но победила его не Лин, а вы! С вами уговора не было.
— Предположим. Я все еще не понимаю, зачем вы мне сдаетесь.
— Потому что вы не просто так стоите на этой границе. Скоро вы пойдете на войну с Балиумом и мы отправимся с вами. Под вашими штандартами и вашими флагами. Прошу принять меня и двести тысяч этих солдат в ряды вашей армии.
— Что за чушь… — начал было распаляться Гэлион, но замолк, стоило только Хаджару взмахнуть рукой.
Хаджар смотрел на этих людей. Теперь он замечал многочисленные шрамы на их лицах и телах.
Перед ним стояли бывалые воины, пережившие многие сражения.
— Зачем вы это делаете, офицер? Зачем вам сражаться против своей же страны?
— Своей страны, — печально протянул Лергон. — Скажи мне, могучий генерал, разве своя страна продает своих подданных в рабство? Разве своя страна забирает детей у матерей, чтобы те прислуживали, как простые животные? Разве своя страна будет пить с рук секты Черных Врат?!
Хаджар знал ответ на эти вопросы, но не хотел их произносить. Потому что где-то там, на юге, все еще находились рудники, где тысячами гибли его соотечественники. Гибли на благо чужой страны.
— Моего сына забрали в секту двадцать лет назад. С тех пор я его не видел, — Лергон указал на стоявшего рядом офицера. — Его жену утащили ученики секты и, позабавившись, бросили умирать на улице. Она, беременная, не пережила той ночи.
Лергон указал на другого солдата.
— Его мать побили просто за то, что она посмела слишком громко говорить в присутствии учеников секты.
Другой солдат:
— Его детей забрали в рабство.
Еще один:
— Его стариков забили до смерти за то, что они слишком медленно шли по улице.
— А его…
— Хватит, — тихо произнес Хаджар. — Я понимаю тебя, офицер. И понимаю твою ярость. Но я даже не генерал этой армии. Я лишь выполняю обязанности, пока генеральский штаб не примет решение о назначении на должность. И вряд ли это решение будет в мою пользу.
Лергон сделал шаг вперед. Командиры, стоявшие за спиной Хаджара, обнажили клинки, но так ими и не воспользовались. Очередной властный взмах руки остановил их секундный порыв.
— Песни о тебе, могучий генерал, поют даже у нас. Песни об офицере Хаджаре и офицере Неро, которые вдвоем сражались едва ли не с сотней тысяч кочевников. Песни о человеке, одолевшем практикующего стадии трансформации, когда сам был на стадию слабее. Песни о том, как ты взорвал замок генерала Лаврийского и ушел от возмездия. О том, как ты вытерпел пятьдесят ударов плетей вместо простых солдат, а потом одним ударом прикончил дознавателя. И сегодня вся наша армия видела, что эти песни — никакие не сказки. И ты, могучий генерал, говоришь, что не по праву занимаешь свою должность?
— Песни действительно приукрашивают реальность.
— Да к демону их и эту реальность! — воскликнул Лергон. — Так же, как я ясно вижу бескрайнее небо, я вижу перед собой тебя, могучий генерал. Я слышал войну в твоих шагах, я слышал ярость в каждом движении твоего меча. Ты не отдашь этот медальон никому и пойдешь войной на Балиум и на секту Черных Врат. Я знаю это, и ты знаешь это. И я пойду с тобой на эту войну, либо тебе придется убить меня.
Лергон содрал с тела рубаху, обнажая могучую грудь, покрытую знакомыми Хаджару шрамами. Шрамами от каленого железа и кнутов. От цепей и колодок.
— Двести тысяч солдат ждут твоего решения, могучий генерал.