И вся эти сила обрушилась на одиноко стоящую фигуру. Спокойный ветер развевал её странные, такие простые, но в то же время, будто волшебные одежды. Темно синего света, на них, если приглядеться, можно было увидеть сияющие звезды, среди которых белыми завихрениями летел ветер.
В руках мечник держал один единственный клинок. Тот тоже выглядел мистично и волшебно. Черная рукоять и такое же черное, будто созданное из мрака, длинное острие. При этом лезвие имело синий цвет, с выгравированном на нем узором взмывающей к облакам черной птицы.
— Не сегодня, лысый! — прогремел, тем же боевым барабаном, голос мечник. Слегка присев, в защитной стойке он выставил перед собой свой клинок. — Не сегодня кто-то из нас отправится к праотцам!
А затем, когда два золотых луча ударили по, на их фоне, миниатюрному клинку, буря над головами легионеров разразилась последним, похожим на победный, яростный смех, громом.
Грохот такой мощи, что заставил вибрировать призрачный, зеленый черепаший панцирь, щитом накрывший остатки третьей дивизии. А вот мертвецам пришлось куда хуже. Половину армии, вплоть до самого горизонта, формируя своеобразный, невероятной площади, дуэльный круг, попросту превратило в прах.
Великий Герой Ласкана, вдруг, вскинул кулак и мертвые замерли. Они застыли в тех позах, в которых находились. Что в небе, что на земле.
Легионеры какое-то время нещадно их били, а потом, не встречая сопротивления и сами замерли. Все, кто еще мог видеть, обратили свои взоры к двум фигурам.
Одна стоял на спине огромной ящерицы, а другая, как только сейчас поняли солдаты, прямо… в воздухе?
— Обзавелся игрушками, да, Дархан? — Дерек качнул клинками и принял боевую стойку. — Они тебе не помогут.
Хаджар повернулся к Эйнену.
— Давно не виделись, дружище. Успел забыть, как странно выглядят твои глаза.
— Давно? Не прошло и нескольких часов… и… что с твоей душой? Она…
— Целая, да? — Хаджар хлопнул себя по груди. — Немного необычное чувство, если честно. Да и эта ваша магия — странная штука. За сорок лет, так и не привык.
— Сорок лет? Какие сорок лет? Ты бредишь… эти артефакты, они…
Хаджар огляделся.
Ах да, точно.
Это для него после разрушения метки Духа Меча прошло сорок лет. Сорок долгих лет на Горе Стихий, где им вплотную занялся Учитель Орун.
Хаджар вытащил из-за пазухи свиток, который перед смертью ему передал Учитель. Он сказал, что это рецепт его любимого мяса. Демонов маньяк понимал, что Хаджар будет занят другими делами и забудет об этом прощальном подарке.
Ровно до тех пор, пока не пала метка и свиток не явил себя во всей красе.
Подул ветер и пергамент на ладони Хаджара превратился в пыль, которую тут же унесло куда-то на юг. На родину Оруна.
— И как ты стал… стал…
— Не игнорируй меня, Дархан! — позади Хаджара вихрем закружилась темно-золотая энергия.
— Поговорим чуть позже, братец, — Хаджар повернулся и, заложив меч за спину, направился к своему противнику. — Меня тут враг заждался.
Эйнен, не понимая, что происходит, смотрел на то, как с неба спускается очередная белая молния. Только на это раз она поглотила не одного только Хаджар, а еще и Дерека.
Обугленные кости ящера падали на землю грудой подхваченного ветром праха, а оба воины переместились в центре созданного для них круга. Всего за мгновение они преодолели расстояние, которое даже небесному судну нужно было пролетать в течении десятка секунд.
На такое, насколько помнил Эйнен, был способен только один известный ему человек — почивший Великий Мечник Орун.
— Вот здесь на никто не помешает, — Хаджар опустился на землю перед Дереком.
Они стояли в центре равнины, а вокруг, на расстоянии в несколько километров, едва ли не колосились мертвые. За спиной же Хаджара стоял клочок живых в лице адептов Святого Неба и остатков одной из дивизий пятого легиона.
— Как ты… — Дерек огляделся, а затем резко поднял клинки. — Не важно… Я был лучшего мнения о тебе, Дархан. Думаешь, если обзавелся божественными артефактами и накачался алхимией до состояния Повелителя, то сможешь меня одолеть?! Или уверенности придает татуировка нового цвета.
Хаджар поднял правую руку. Раньше Имя на ней было написано алым цветом, но теперь чернила перекрасились в синий и черный, сливаясь и разделяясь одновременно.