Хаджар кивнул и сел рядом.
Он тоже к кому-то прижался.
На душе стало спокойнее.
Вскоре кто-то, взяв старенькую лютню, запел. Вскоре к нему присоединились и остальные сидевшие у костра воины. Легкий мотив понесся над кострами и травой.
Я в славной битве смерть обрел
среди мечей, друзей и жара крови
и я бы памятник тебе возвел,
да уж не знаю, забороли
врага ль мы в сече той.
На третий день каждый воин надевал доспехи. Кто-то — стеная от боли, другие — скрипя зубами. Но каждый, кто мог стоять, пусть сам, пусть с чей-то поддержкой, каждый надел доспех.
Стройными рядами они встали вокруг огромных погребальных костров.
От двухмиллионной армии в живых осталось меньше трехсот тысяч.
Я лягу под стеной,
я лягу в землю,
ты приходи порой…
Рядом, среди воинов, стояла и генерал Лин. Она тяжело опиралась на деревянный костыль, а вместо ее левой руки по ветру болтался рукав простых холщовых одежд. Она была бледной и даже постаревшей, но и она пришла отдать последнюю честь ушедшим в битве солдатам.
Рядом с Хаджаром стоял Неро. Где-то неподалеку была и Сера.
Они вглядывались в огромные костры. Может, где-то там, в глубине оранжевых всполохов, они найдут лицо их командира.
Когда с утра я рук твоих касался,
когда я в губы целовал,
тебя любил я, как впервые,
и потерять все опасался,
теперь уж не боюсь.
Генерал, чье прекрасное лицо отныне пересекало несколько страшных шрамов, подняла копье. Она с силой ударила им о землю, и вновь солдаты почувствовали, как дрожит под их ногами земля.
Вновь они обнажили свое оружие и ударили им о щиты и доспехи.
Теперь лежу я под стеной,
лежу в земле,
ко мне дорога поросла травой,
и коршун друг теперь последний мне.
Они все стучали и стучали, пытаясь заглушить треск костров. Они провожали своих собратьев, своих командиров, своих друзей в их последний путь. Провожали как воинов, проливших последнюю каплю крови на родной земле. Проливших, чтобы этого не пришлось делать другим.