Хаджар не понимал, где начинается иллюзий, заканчивается реальность, продолжая пляски Мира Духов. Он больше не понимал, идет ли он на самом деле, или стоит, застыв в нелепой позе перед самой первой угрозой — трехглавой собакой, дышащей огнем.
Хаджару пришлось войти ей прямо в пасть, чтобы затем оказаться чуть дальше на своем пути.
— Я лишь однажды бывал здесь, мой ученик, — очередной знакомой голос прозвучал рядом с Хаджаром.
Тот молчал. Не отвечал.
А тень, закутанная в черный плащ, с развевающимися позади белыми волосами, шла вперед него.
Настоящий ли это Черный Генерал, вынырнувший из глубин его умирающей души, иллюзий, пляска Мира Духов или нечто иное, Хаджар не знал. Он просто шел, презирая все, что это мертвая земля могла ему противопоставить.
— Я был здесь рожден, — первый из Дарханов, закутанный в непроницаемый для света и взгляда, плащ, опустился на колени. Он провел ладонью над серой, растрескавшейся землей и, прикрыв черный глаза, втянул воздух полной грудью. Мертвый воздух. В которым не вскрикнет птица, не послышаться весеннего грома. Здесь не было ничего. — Эпохи, за которые рождались и умирали звезды, мать копила жизнь по крошечной крупице, по маленькому обрывку, чтобы дать мне жизнь, мой ученик.
Хаджар продолжал идти. Ветер был настолько холодным, что на ногах Хаджара начала появляться ледяная корка. Она превращалась в лица убитых им врагов. И, видит Высокое Небо, их было бесчисленное множество. И они жрали его плоть, терзали душу.
Порой они пожирали Хаджара полностью. Но даже это не останавливало его шага. И, когда ледяные лица его съедали, он появлялся из воздуха и вновь продолжал свой путь на север.
— Как и любого рожденного, мой ученик, — а первый из Дарханов шел рядом. Хаджар не помнил, когда тот появился. С самого начала, только сейчас или не появлялся вовсе. Он просто его игнорировал и продолжал свой путь. Презирая все, преодолевая всех, не обращая внимания ни на что. Только путь и только его шаг. — меня не спрашивали. Меня просто породили в этот холодный мир. Так же меня не спрашивали, когда надели на меня доспехи, дали в руки меч и приказали сражаться. Сделали рабом, слугой… безвольным палачом для тех, на кого укажет перс моих создателей.
Мертвецы цеплялись за ноги Хаджара. Грехи прошлого цепями повисали на его руках. Ветер пронизывал душу и коверкал её, рвал в еще больше ошметки, чем она была порвана.
Но каждый раз Хаджар делал очередной шаг вперед. Он перешагивал через бездны, которые по размерам были больше вселенной. Он проходил через леса копий, край которых заканчивался в других мирах. Он проплывал через реки огня, которые были шире, чем само время.
И он никогда не оборачивался. Он никого не слушал.
Лишь шел вперед.
— Я был рожден мертвой землей, мой ученик. Я был выкован из сердца ветров. В меня вдохнули жизнь все те, кто был изначально рожден в этом мире. Время было мне крестным отцом, Жизнь стала моей крестной матерью. Смерть вложила мне в руки меч. Тьма соткала плащ, — Дархан потуже запахнулся в окутывавший его мрак. — И покуда есть обозримое, мой ученик, ничто не остановит моей поступи. В этом моя сила и мое проклятье… В этом, твоя погибель. Как бы ты не сопротивлялся, как бы не сражался, я поглощу твою душу, я заберу твое тело, я сломаю Гору Черепов и закончу начатое. Таков мой путь, мой ученик. Ты бессилен с этим спорить.
Хаджар молчал.
Он лишь шел… и шел… и шел… и шел… и шел…
Пока его не остановили крепкие объятья.
— Я верил, что ты придешь сюда, Хаджар, — он поднял глаза. Перед ним стоял старец. В простых одеждах, с глубокими глазами, с мощным телом, пересеченным шрамами. В руках он держал лютню и мирно перебирал её пальцами, извлекая ноты невероятной музыки.
Хаджар огляделся. Вокруг него простирались бескрайние просторы рек, холмов, далеких гор и лесов.
— Не каждый, — продолжил старик. — Далеко не каждый может преодолеть мертвую землю и пройти сквозь мое дыхание, чтобы прийти сюда по своей воле. В прошлый раз я привел тебя сюда сам, а сейчас ты доказал, что готов.
— Готов к чему? — спросил Хаджар.
Горло саднило.
Ему казалось, что он не говорил вот уже вечность, а может и две.
— Готов к битве, разумеется! — старик поднялся. — Битва, Хаджар. Те, кто с моим именем на устах, рождены для битвы. Кто для битвы с мечом в руках, другие — с пером в руках, струной, молотком, да той же поварешкой. Но битвой.
Старик отошел в сторону и Хаджар увидел себя, стоящего на поле из ржи. Та поднималась ему до пояса. Выше он был раздет. В его правой руке покоился Черный Клинок, а перед ним стояла его точная копия. Она держала в левой руке точную копию Черного Клинка, только вместо цвета мрака и узора синевы, он выглядел наоборот.
Цвета синева и украшенный узором мрака.
— Я ждал тебя, — прорычал тот, другой, второй Дархан и Хаджар понял, что не просто видит себя стоящим на поле, а на нем и стоит. — Ты променял меня на чужую силу! Променял меня на иллюзию могущества! Променял мою ярость на спокойствие! Променял мой гнев на ложную честь! Ты забыл обо мне! Не захотел знать меня! И это после всех тех долгих лет, которые я помогал тебе… помогал нам жить! Помогал каждый день одерживать победу в новой войне! Ты забыл наши битвы… забыл меня… забыл нас… забыл себя…
Хаджар обхватил рукоять меча поудобнее. Перед ним стояла его точная копия, которая, мерцая, то и дело принимала облик могучего старца.
— Я пришел отдать свой долг, — прошептал Хаджар. — И забрать то, что по праву мое. И, будь я проклят, но даже если мне придется упасть на собственный меч — я уйду отсюда с победой!