— Но…
— Но армия, которая стоит за спиной юнца, состоит только из мертвых. Я ни вижу ни одного живого Ласканского воина. А значит, старуха хочет просто выгодно разменять свою подгнившую пешку. И я не собираюсь отдавать под этот размен больше, чем могу себе позволить.
— А если кто-то из этих детей оставит там свои головы. Они ведь — элита! Из каждого, в будущем, мог бы получиться Великий Герой!
Морган пожал плечами.
— Не только Сальм умеет одним камнем нескольких зайцев бить, — туманно ответил Морган. — А теперь ступай, Шувер. Думаю, у тебя есть кем в данный момент заняться.
— Тарезы… — с этим словом на устах Декой поклонился, развернулся, а затем покинул кабинет.
Какое-то время Император Морган просидел в тишине, а затем повернулся к одному из пергаментных столбов.
— Ректор…
Бумажный столб завибрировал, пришел в движение, а затем опал осенними листьями. Вместо него на ковре кабинета стоял сухой старичок, опирающийся на простую трость.
— Ваше Императорское Величество, — поклонился он. — Вы вызывали меня.
— Да, — кивнул Морган. — Я бы хотел поговорить про Наставника Макина и его эксперименты.
Ректор бросил быстрый взгляд на пергамент, лежащий на столе Императора.
Печать корпуса Стражей резала ему глаза…
Глава 919
— Речной Змей! — клык-копье, сжимаемые в лапе Радужной Обезьяны, вспыхнул нежно зеленым светом.
До слуха бившихся поблизости живых адептов донеслись звука журчавшего весеннего ручья, внезапно обернувшегося грохотом ревущего горного потока. Десятки подобных потоков заструились между рядами наступающих мертвецов.
В каждом из потоков виднелись хищные очертания змеев, каждый из которых выглядел призрачной копией шеста-копья Эйнена. Они пронзали мертвецов сотнями, тысячами, десятками тысяч.
Струились на многие сотни метров, оставляя позади себя на земле широкие, крупные борозды, в которые вместо крови стекала могильная слизь и гной.
Мертвецы были не крепче плоти смертных — лишенные энергии и мистерий. Те полу-ржавые артефакты, в которые они были облачены, не могли их защитить от техник элиты молодого поколения адептов Дарнаса.
Всего одним выпадом и одной техникой Эйнен уничтожил десятки тысяч мертвых. Он превратил их кости в пыль, а доспехи и оружие в клочья порванного и растерзанного металла.
Но то пространство, что занимали эти тысячи, тут же заняли идущие следом.
— Молот Леса! — из-за спины Радужной Обезьяны вылетела Дора.
Закованная в тяжелые доспехи, она высвободила свой Дух. Символ, означавший Лес, вспыхнул позади неё. Одна лишь эта вспышка, разрастаясь зеленоватым ореолом, превратила стоявших на расстоянии в тысячу шагов мертвецов в сухие лианы. Те опутали идущих следом и, стягиваясь силками, крошили кост и корежили металл.
Когда же эльфийка ударила молотом о землю, то та дрогнула. Океанскими волнами, трескаясь и взрываясь каменными брызгами, она подкинула в воздух тысячи мертвецов, которых тут же накрыл очередной поток стрел, выпущенных стоявшим за много километровой линией укреплений легионом.
Они буквально стерли мертвецов, а затем очередным ковром устлали головы мертвецов. Но стрелы, кроме тех, в которые редкие лучники вкладывали энергию или технику, лишь пронзали артефактные доспехи, чтобы раздробить несколько костей и увязнуть в земле.
Мертвые, хромая, волоча ноги, с одной рукой или половиной тела, продолжали идти вперед.
До тех пор, пока они не были полностью уничтожены, пока не были стерты в пыль, им даже самые страшные ранения не мешали продвигаться вперед.
После первой же земляной волны, созданной молотом Доры, из трещин, жадно пожиравших падающих в них мертвецов, поднимались стволы деревьев.
Пропитанные невероятным количеством энергии, дарованной Доре её Духой, они крошили мертвецов в порошок. Если Эйнен одной техникой, скорее предназначенной для дуэлей с другими равными или превосходящими по силе адептами, уничтожил несколько десятков тысяч, то Дора стерла в порошок уже почти сотню тысяч мертвых.
Одним ударом молота она вырастила полосу волшебных деревьев, кроны которых напоминали молот, простиравшуюся едва ли не на десять километров в ширь и на десяток метров в глубину.