— Это не твоего ума дело, Дарнасская погонь! — Великий Герой Ласкана открыл глаза, в которых вновь сияло безумие. — Почтенный Дух, покончим с твоим испытанием, чтобы я мог уничтожить этого мерзкого ублюдка!
Хаджар только еще раз разочарованно вздохнул. Странно, но в данный момент ему сложно было испытывать к Дереку что-то, кроме жалости. Может, тогда еще — юноша, так и не узнал, что не встретил взаимной любви?
Несчастный плевок прошлого, летящий на встречу собственной гибели и стремящийся, покуда не исчез в бездне, уничтожить все, чего он коснется.
Когда-то таким, если подумать, был и сам Хаджар…
— “Тогда начнем!”
Дерек с Хаджаром синхронно закричали от пронизывающей разум нетерпимой боли.
Хаджар стоял над колыбельной. Он держал в руках хорошо наточенный кинжал. В нем отражалась полная луна, светящая за окном богатых покоев, в которых он стоял.
Развернув оружие убийц, Хаджар увидел и самого себя. Завернутого в черные, полностью скрывающие лицо и фигуру, одежды.
Он обернулся.
Позади лежала, еще дергаясь в предсмертных конвульсиях, стереотипная, полноватая женщина с добрым лицом и некогда теплыми, а сейчас уже почти полностью стеклянными глазами.
Хаджар знал, что где-то там, за высокими, обитыми янтарем и жемчугом, створками покоев, лежит перерезанная этим же клинком стража.
С лезвия кинжала еще капали густые, багряные капли крови.
— Аа-а-а, — прозвучал высокий, протяжный плач, постепенно переходящий в надоедливый писк.
Перед Хаджаром, прямо под его кинжалом, находилась резная колыбельная. В ней лежал младенец.
Хаджар никогда не любил младенцов. И не просто не любил, а чувствовал себя в их присутствии грязным. Постоянно хотелось отойти и ополоснуть лицо и руки. Психологи на земле даже сочли его из-за этого социопатом.
Может в чем-то они были и правы.
Младенец плакал. Дергал своими мелкими культями, заменявшими ему ноги и руки. Непропорционально большая голова скорчилась в гримасе недовольства. По пухлым щекам катились слезы.
— Он станет Императором Ласкана, — из тьмы вышла фигура духа Клинка Мертвой Души. — Тем, кто поведет за собой армии в новой войне.
— Это война станет последней, — Хаджар смотрел в темные, почти черные глаза ребенка.
Тот перестал плакать и теперь смотрел прямо в глаза пришедшему за его душой убийце. Казалось, что это крошечное сознание, мало чем отличающееся от животного или растения, все понимает.
Жуткое чувство.
— Если ты так думаешь, смертный, то ты глуп. Война не может быть последней. Все в этом, да и в любом другом мире, создано, чтобы сражаться за жизнь. Сама жизнь — лишь бесконечная борьба с никогда не проигрывающей смертью.
Хаджар посмотрел на духа. Тот выглядел все так же — как высокий, плечистый, покрытый шрамами воин. И говорил он так, что можно было ошибиться и принять его за человека, но это было не так.
— Ты лишь меч, — Хаджар опустил кинжал. — ты создан для битвы и смерти. В твоем подобии жизни больше нет ничего.
— Может быть, смертный, — пожал плечами Дух. — но я честен с собойв знании, что я несу лишь смерть. А теперь спроси у себя — что несешь этому миру ты сам?
Хаджар вдруг понял, что по его рукам что-то стекает. Он поднял их к лицу и едва не отшатнулся. Они были по локоть в крови.
— Видишь, — Дух шагнул вперед. — может ты и рожден человеком, но мало чем отличаешься от меня.
Хаджар еще раз посмотрел на младенца.
Это было так просто.
Так легко.