Старик пугал Хаджара тем, что он говорил обо всем на свете так, будто “знал” — обо всем на свете.
— Откуда…
— Я чувствую его, — перебил Хранитель. Может он поэтому никогда и не дожидался пока собеседник закончит фразу? Просто знал, что те скажут в следующую секунду. — чувствую эту гнилую смесь, которую сварила дочь слабого леса, — Хаджар не был уверен, что нейросеть правильно перевела последнюю фразу. — он держит в цепях химеру разрушения, которую создали сбившиеся с пути Изначально-рожденные.
Ну а тому, что тарик знал про Черного Генерала, Хаджар даже не удивился. Кажется, о Враге знали вообще все, причем изначально — все, кроме самого Хаджара.
Единственное, что радовало — Хранитель не собирался швыряться в него никакой магической дрянью. Он вполне нормально воспринимал тот факт, что находится в одном помещении с потомком первого из Дарханов.
— Но ты умираешь не из-за этого, Хаджар. Ты умрешь намного раньше, чем яд разъест обрывок твоей души и уничтожит телесную оболочку.
— Разъест обрывок души? — переспросил Хаджар. — Но как же…
— Чтобы удержать химеру такой необузданной мощи, как Первый Дархан, нужна великая сила. В тебе лишь осколок его души, но для этого осколка требуется сопоставимая мощь. А именно — половина твоей собственной души. Её яд и использует в качестве топлива.
Хаджар, от удивления, расширил глаза. Нет, он всегда подозревал что сестра эльфийского Короля просто так, на ровном месте, не стала бы ему помогать.
Но тот факт, что она буквально солгала ему, вывернув наизнанку правду, это было сродни ушату холодной, отрезвляющей воды.
— Правда ли, что если я достигну ступени Повелителя, то яд меня не убьет?
— Повелителя? — старик, не моргая, смотрел в пламя костра. Казалось, что он говорить вовсе не с Хаджаром, а с самим собой. — Ах да, так ваш народ называет состояние единой души… Нет Хаджар, не убьет. Но сделает калекой. Ты лишишься всех своих сил и доживешь век смертного, а когда умрешь, то вместе с тобой умрет и химера.
Скорее всего нейросеть опять неправильно переводила слова чернокожего старца. “Химера” в Семи Империях обозначала искусственное существо, созданное и при помощи магии и алхимии. И последняя химера, которая водилась в землях Семи Империй датировалась окончанием эпохи Ста Королевств.
После того, как Эрхард завоевал все обозримые ему королевства, знание о том, как создать нечто подобное кануло в небытие.
— Ты человек, Хаджар. И я человек. Мы можем обманывать друг друга. Можем убивать. Но мы это делаем по-своему. Те, кто рожден иными сущностями, поступают по-своему. Эльфийская врачевательница никогда бы не позволила химере разгуливать среди живых.
Хаджар выругался.
Проклятая эльфийка с её интригами. И ведь та клятва, которую она принесла, ни в коем образе не шла в разрез со словами старика.
Наоборот — они лишь отвечали на те вопросы, которыми задавался Хаджар. А именно — с какой стати эльфийке было ему помогать.
И правильно — ни с какой. Она просто решила подстраховаться, чтобы быть точно уверенной в том, что у осколка души Врага не останется ни единого шанса на спасение.
— Но умираешь ты не от этого…
Хаджар вздрогнул.
Хранитель вновь поежился и прижался к посоху.
— А от чего?
Несколько секунд прошли в молчании, пока старик не протянул руку в огонь. Пламя ласкало его пергаментную, сероватую, покрытую черными пятнами, кожу. Ласкало, но не трогало.
Не оставляло ни единого следа. Хотя, Хаджар был уверен, что хватило бы смертной стрелы, чтобы отправить старика к праотцам. Или, как говорили чернокожие — к Перворожденным.
Хранитель достал из костра небольшую хворостинку.
Она была обуглена точно по середине.
— Смотри, Северный Ветер, — он протянул её Хаджару. — Эта палочка крепче, чем любая другая такая же, которую ты сможешь найти за пределами Зеленого Дома. Каждый из её концов — как холодный, блестящий камень, который так любят белые люди.
Почему нейросеть не использовала слово “железо” Хаджар так и не понял.
— Но её середина — она обуглена. Этот жуткий шрам, который ты видишь, делает эту палочку намного слабее, чем она есть на самом деле, — Хрантель Прошлого без всяких усилий разломал палочку на две части, после чего бросил их в костер. Не прошло и нескольких секунд, как они обратились в прах. — То, что сильно, как единое целое, всегда становиться слабым, если его разделить.