— Тебе придется очень постараться, чтобы сделать вид, — Елена выделила последние слова. — что ты куда-то там пришел, — на последнем она засмеялась.
Кто-то со стороны счел бы её самым жестоким человеком на свете, но он лишь пару раз стукнул кулаком по подлокотнику — так выражался его смех.
За годы неизлечимой травмы он привык к самым разным формам отношения к себе. До “почтения на расстоянии” от фанатов — наверное, он был единственной звездой мирового масштаба, к которому никогда не пытались проникнуть поклонники или папарацци.
До “ненависти на расстоянии” — даже в середине двадцать первого века еще оставались недовольные жизнью личности. Такие, зачастую, почему-то, становились радикальными националистами, что, в большинстве случаев, приравнивалось к спартанскому фашизму.
Ему не раз предлагали покончить жизнь самоубийством и прочее.
Но если это были лишь две крайности, то середину — самое распространенное явление, составляли “сочувствующие”. Они его жалели. И именно от этой жалости он, чудовище, и прятался в своем белоснежном замке.
А потом ворвалась она — Елена. Человек, который его никогда не жалел. Часто на него злилась. Ругалась. Подшучивала. Смеялась вместе с ним. Что-то рассказывала. Сочиняла музыку. Заботилась о нем, но зная определенную грань, меру.
Ураган в его маленькой, налаженной, катящейся по наклонной, жизни. Или в подобии этой самой жизни.
Трудно определить.
— Что это за бал? — спросил смайлик.
— Понятия не имею, — не задумываясь ответила Елена. — Никогда его здесь прежде не видела.
Они стояли под яркой вывеской с которой струился красный, неоновый свет. Несколько лент свисались всего в две буквы “DH”. Слева от D стояла девушка, с ангельскими крыльями, а справа — парень с хвостом черта и трезубцем.
Они смотрели друг на друга через эти две буквы.
— Бар “DH”… - летели пальцы по клавиатуре. — никогда о таком не слышал.
— Здесь много таких, — Елена первой отправилась вниз по лестнице. — постоянно закрываются одни и открываются другие. Порой — всего на неделю или на две.
— А ты откуда знаешь?
Странно, но у маленького подвального бара имелся механический пандус — площадка на рельсах, которая спускалась по нажатию кнопки.
Именно благодаря ей он смог спуститься следом за Еленой.
— Девушке надо как-то себя обеспечивать, … — мимо пролетела машина из опущенных окон которой на всю улицу орал последний их совместный трек.
— Выбор одобряю! — закричала Елена вслед водителю. — Но ты все равно мудак!
Из окна исчезающего немецкого спорт-кара высунулся средний палец. Интересно, знал ли водитель кому его показывает? Наверное — нет.
— О чем я… ах, да — я работала в таких. Выступала по вечерам. Прибыль делили с баром.
— Я думал, ты работала в баре Булгаков.
— Да, — кивнула Елена и толкнула входную дверь, оформленную в стиле салуна дикого запада. — Но потом туда пришла Лана — её исполнение больше нравилось публики.
— Идиоты…
— Ну, голос у неё действительно был мощнее… Хотя — сейчас уже не важно.
— Ну да — ты ведь теперь звезда.
— Я не об этом, — засмеялась Елена. — бар закрыли.
Пройдя через узкий, тесный тамбур, они оказались в помещении бара. Странно, но Хаджару показалось, будто он уже здесь бывал. Во всяком случае, ему все казалось знакомым, чего просто по определению быть не могло.
— Вон, смотри, свободный столик, — Елена указала на стоящий впритык к барной стойке, круглый столик для двоих.