— Видишь, Сириус — он говорит правду.
— Или думает, что говорит правду, — тут же возразил чиновник. — Мало ли что ему там померещилось в бурю.
И словно в подтверждение слов чиновника — ударила молния и громыхнуло так, что задрожали фигурки на столе.
— Это все мелочи, Сириус. — Внезапно генерал обошла стол и подошла к пузану. Маленькая, миниатюрная, она все равно выглядела, как огромный тигр, наступивший на хвост полевке. — Где твои патрули, Сириус?
Чиновник с каждым шагом Лин бледнел и покрывался испариной. Он обернулся к своим солдатам, но те не особо горели желанием обнажать оружие. Сейчас в шатре находилось столько старших офицеров, что подобный ход стал бы воистину самоубийственным.
— Патрули — патрулируют, — нервно пожал плечами начальник форта.
— Да? Удивительно, Сириус, почему же ты тогда не сообщил мне о том, что кочевники берут в плен жителей нашего королевства?
— Ну ограбили они пару деревень. — Сириус пальцем отодвинул воротник от горла. Ему стало нечем дышать. — Что же мне, каждый раз, когда кто-то на границе сожжет поселок, гарнизон с места снимать.
— Пару деревень? Это где же такие деревни, что у них в плену четверть миллиона! Что-то мне подсказывает, Сириус, что не пару они ограбили, а пару сотен! Где патрули?
— Да я…
— Где патрули, жирный ты ублюдок?!
Генерал взяла Сириуса за грудки и легко вздернула его над полом. Солдаты все же взялись за оружие, но им, бесшумно подойдя сзади, положил на плечи свои огромные лапы Догар. Он придавил их к земле так сильно, что затрещали сминаемые латы. Вот так вот просто — голыми руками он мял металл, как пекарь тесто.
Человек-крыса, неизменный спутник чиновника, торопливо озирался по сторонам. Видимо, как и его “тотемный зверь”, пытался первым покинуть тонущий корабль.
— Нет патрулей! — истошно завопил пузан, болтая ногами в воздухе. — Нет ни пушек, ни патрулей, ни гарнизона!
Лин разжала пальцы, и Сириус мешком картошки рухнул на пол. По его красному, вспотевшему лицу текли слезы, размазывая краску, которой он подводил глаза.
— Что ты хочешь этим сказать?
— На стенах сорок пушек, — бормотал чиновник, — патрули не ходят уже почти как десять лет, а в форте расквартированы двадцать семь тысяч солдат.
— Где остальные, Сириус. Где?!
Ладонь Лин засветилась стальным светом, и она замахнулась.
Чиновник свернулся калачиком и поднял над головой руки. Выглядел он настолько жалко, что многим стало неприятно даже находиться рядом с этим животным, не то что смотреть на него.
— Нет остальных! Кого распустил, кто наемником ушел, кого…
— Ну! — она опять замахнулась.
— На рудник! На рудник я их продал!
В шатре повисла тишина.
Сорок пушек и двадцать семь тысяч… Значит, на поддержку форта рассчитывать не стоило. Армия генерала Лин оказалась один на один с ордой кочевников, которую обучили и укрепили ласканцы.
— Я видела людей в форте. Много. Намного больше, чем двадцать семь тысяч.
— Простые гражданские, — хныкал некогда прославленный генерал.
Вот что с людьми делают “высокие табуретки”. Как говорил Южный Ветер, очень редко, когда человек, становясь крупным чиновником, остается при этом человеком. А не вот таким — комком жадности и слабости. С виду он важный и неприступный, как гора, а внутри все давно уже сгнило.
— Это измена, Сириус, — вздохнула генерал, тяжело опираясь о край стола. — Государственная измена.
— Я хотел построить город, Лин. Настоящий город. У меня были такие планы…