Тот самый, что предшествует первому снегу, подул откуда-то с гор.
Хаджар затаил дыхание. Распахнув глаза, с замирающим сердцем, он наблюдал за открывающимся его взору чудом. Лес, раскинувшийся между пиками Горы Ненастий, только что дышал жизнью и зеленым цветом. Но стоило подуть мистичному ветру, как его кроны вдруг стали постепенно засыпать под ласками осени.
Осыпались мириады золотых и рыжеватых листьев. Теплым ковром они укрывали уставшую за весну и лето землю.
Километры леса вокруг, меньше чем за мгновение, из летнего превратились в осенний.
— Не забывайся, мальчик! — будто рухнуло небо.
Старик сделал несколько пассов руками и ветвь-трость вновь закрутилась, пока не указала на крест молний. И все те тонн листьев, что лежали на земле, вдруг широкой рекой взмыли в небо.
Там, сжавшись в огромный шар, они взорвались и сформировали руки воина, сжимавшего боевой топор. Каждая из рук, созданная дрожащими листьями, была длинной в десяток метров, а топор — вдвое большего размера.
Старик сделал еще пару пасов и руки, древесным треском сжимая лиственную рукоять, нанесли восходящий удар.
Лезвие лиственного топора врезалось в перекрестие молний-разрезов.
То, что произошло далее, простым “взрывом” язык не поворачивался назвать. Сфера белого и ржавого цветов, схлестнувшимися в противостоянии инь-янь, уничтожали все в радиусе нескольких километров.
Тысячелетние деревья, с корнями толщиной с лошадь, будто иголки из бархатной подушки, выдергивало в небо. Закручивало вокруг сферы, превращало в щепки и уносило в небо.
Облака, не уничтоженные до этого Королевством Меча Оруна, рассеяло по воздуху на десятки километров вокруг.
Буря, которая вновь начиналась на западе, лопнула надутым мыльным пузырем.
Скалы, весом с крепость, поднимало проще, чем ребенок гальку на каменном пляже. Огромные пласты породы взмывали в небо, чтобы сделать несколько оборотов вокруг противостояния двух энергий, а затем пылью устремиться в сторону древесных щепок.
Затем сфера сжавшись в одну точку, невероятным поток энергии устремилась в небо. Поднимаясь столпом на десятки километров, она рассеялась в пространстве.
На несколько мгновений ночь превратив в день, противостояние двух могучих техник, подкрепленных Королевствами Меча и Осеннего Листа, оставила после себя разрушения, которые еще недавно Хаджар счел бы достойными лишь природного катаклизма.
Хотя, если честно, еще недавно он и представить себе не мог, что кто-то может посвятить свою жизнь не мечу или магии, а созерцанию падающих Осенний Листьев.
И, какие бы мистерии не понял ректор “Святого Неба”, какую бы философию и учение не создал, но его сила находилась за пределами понимания Хаджара.
Осенний Лист, способный разбить технику меча? История достойная бардов, но в то же время — реальнее, чем явь.
Орун, сплюнув очередной кровавый комок, вновь оттолкнулся от скалы. Оборачиваясь белой молний, преодолевая немыслимые расстояния за еще меньший срок, он шквалом ударов обрушился на Ректора.
Тот, после столкновения техник, стерев кровавые пятна с губ и подбородка, начал водить руками над осенней ветвью.
Тысячи листьев, формируя самые разные предметы, оказывались на пути Оруна. Закипело сражение.
Белые молнии эхом разлетались по округе, чтобы, сливаясь с золотыми и рыжими листьями, причинять страшные разрушения.
Щит, под которым был спрятан ученик Великого Мечника, дрожал и покрывался трещинами. Сам же Хаджар, большую часть битвы, мог лицезреть только белые и золотые вспышки. А порой, когда везло, зрение успевало выхватить два, застывших в разных позах, силуэта.
Безумного, хищного мечника и сухого, спокойного, как вечность, старика. Эти двое, Повелитель и Безымянный, бились на таких скоростях, которые не были доступны даже Взгляду Хаджара.
В какой-то момент из вороха разноцветных вспышек, вылетел израненный Орун. Пролетев несколько километров, он врезался в скалу.
Каменный хлопок, сопровождающийся отколотыми глыбами породы, и кашель окровавленного Учителя. Страшные, резаные, колотые и рубленые раны покрывали все его тело.
С неба же, плавно планируя, перед ним опускался старик. Он выглядел лишь немногим лучше. Но уже успел сменить свои одежды и о ранах Ректора можно было судить только по кровавым контурам, проступавшим сквозь его простое, но качественное мужское платье старого образца.
Ветвь, превратившись обратно в трость, он упер под кадык Оруну.
— Если бы я захотел стать Безымянным, — прохрипел все еще скалящийся и силящийся поднять мечи, Великий Мечник. — то я бы сделал тебя, старик.