Сердце Хаджара пропускает удар.
Он знает, что собирается сделать Орун…
Великий Мечник делает четвертый шаг. Белая молния, толщиной с замковую башню, с ревом спускается с небес. Ударив по куполу и заставив Императора покачнуться и украдкой утереть выступившую на уголках губ кровь, она растекается тоннами живого пламени.
В саду становиться так же светло, как если бы была не ночь, а ясный, безоблачный полдень.
Пятый шаг и весь мир вокруг превращается в меч. Каждый из адептов понимает, что его жизнь находится в полной власти Оруна. Тому не нужно обнажать меча, не нужно совершать удара или применять техник, будет достаточно лишь одного желания.
Одно желание и несколько тысяч гордых адептов, от Рыцаря Духа до Безымянного, умрут.
Такова была мощь Истинного Королевства. Королевства, которое Орун развивал на протяжении десятков веков. Которому посвятил всего себя.
Полностью.
Без остатка.
Это было совсем не та жалкая пародия, ущербный, начальный вариант Королевства, которым владели другие адепты. Нет, это была неподдельная, истинная мощь.
— Ласканец, — Орун, зажав лист между указательным и безымянным пальцем, наставил его на Безымянного. — Я хочу чтобы ты знал, что это буду я, кто зальет твою страну кровью, — а затем, куда громче, так, чтобы услышали все присутствующие в зале, он добавил. — За каждого погибшего Дарнасца, я отплачу Ласкану десятью тысячами его сынов и дочерей! За каждый разрушенный дом, я уничтожу город! За каждый плач ребенка, я пролью океан слез! Это говорю я — Орун! Цепной пес Дарнаса!
Орун разжал пальцы. Порыв ветра подхватил листок. Он закружил его, а мгновением позже выбросил в сторону Безымянного.
Хаджар увидел в глазах убийцы дикий, первобытный, животный ужас. Только сейчас Безымянный понял, кто стоял перед ним.
Но было уже поздно.
Смерть занесла свою косу.
Один лист превратился в десять. Десять в тысячу. Тысяча в мириад. Мириад листьев стеной прошел сквозь Безымянного.
А затем зеленая завеса исчезла. На землю падал лишь один, невредимый листок. С его кромки стекала маленькая капля крови.
Безымянного нигде не было. Исчезло его влияние на потоки Реки Мира, пропала аура. Лишь легкое послевкусие смерти столь могучего адепта до сих пор висело где-то в воздухе.
Орун уничтожил его один единственным листком.
Такова была сила Великого Мечника.
Человека, который мог заменить целую армию.
Человека, сердце которого было так же разбито, как зал за его спиной.
Кроме Хаджара этого никто не видел, но во взгляде Оруна не было ни радости ни азарта, лишь тень сожаления и даже скорби.
Когда подул ветер — Оруна уже не было на месте. Только завеса белой дымки, оставленной от, все же пробившей купол, белой молнии.
Император прикрыл рот ладонью — никто не должен был видеть, как кровоточит Его Императорское Величество. Существо, стоявшее, для простого народа, наравне с богами.
А боги, как известно, не кровоточат…
— Азрея, — прошептал Хаджар.
Он потянулся к своей верной спутнице, но, сделав еще одно движение, все же уступил крепнувшей тьме. Его сознание унеслось в мягкий, теплый мрак. Совсем не такой, что стоил жизням десятков адептов.
Все вокруг стихло. Мир вновь застыл. Но уже не из-за силы Оруна. Нет. Он остался стоять на месте, лицезря последствия второй атаки Ласканцев на столицу.
Если в первый раз они ударили в её сердце, в её будущее — молодежь аристократии, то теперь ранили саму душу.