— Я был ребенком!
— Ты был воином! — рев голема был настолько сокрушительным, что треснули даже те колонны, которым повезло уцелеть за время “битвы”. — Воин не бывает ребенком! Воин не бывает мужчиной или женщиной! Воин это не человек! Воин — это путь! Путь, которому ты никогда не следовал!
— Я… я всегда… ему… следовал.
— Никогда! — один лишь этот трубный глас едва было не выбил из Хаджара остатки духа. — Вспомни свою жизнь, мальчишка! Когда ты ему следовал?! Когда хитростью забрался на плац Мастера? Когда ты не спас своих отца и мать? Когда смотрел на то, как ради тебя жертвует жизнью жена твоего брата? Или когда ты испугался правды, которая могла навсегда оставить тебя одиноким? Ты лишь боишься и бежишь, бежишь и боишься. А воин не трус! Воин не убегает! Не сгибается! Не отступает! Воин сражается до тех пор, пока не останется самого последнего врага — его самого! И, победив себя, воин продолжает свой путь! Вот, что значит, быть воином. А ты лишь жалкий трус.
— Я… не… трус.
— Ерунда, — бык, отвернув голову, сплюнул рядом с Хаджаром. — Слова, не стоящие и дерьма, которым пропитана твоя душа. Ты винишь всех вокруг себя. Винишь Примуса. Винишь богов. Винишь меня, Анис, был готов обвинить единственного, кто готов расстаться с жизнью ради тебя — Эйнена. И все потому, что не желаешь видеть свой слабости.
— Я и ищу сил…
— Силу не ищут! Силу воспитывают в самом себе! Каждый день, каждый час, каждую секунду! Сила не то, что можно прийти и взять! Только найти. В самом себе. А в тебе я её не вижу! Так что убирайся отсюда. Не оскверняй своим присутствием чертоги воинов!
— Я…
— ВОН!
Бешенный рев голема поднял Хаджара, закрутил его легкой пушинкой и ударил об стену. Сознание, не выдержав такого потрясения, покинуло Хаджара и тот погрузился в беспамятство.
Глава 722
Голем смотрел на лежащего около входа, в луже собственной крови, мальчишку. Он соврал, когда сказал, что тому повезло встретить именно его — первого из шестидесяти трех стражей сокровищницы.
Остальные бы, без сомнения, пропустили мальчишку после того, как тот продемонстрировал свой второй удар. И этим самым обрекли бы его на бесславную, неотвратимую смерть.
— Я помню твои слова, Мастер, — Голем уселся на пол и стал ждать. Всматривался в тело мальчишки, надеясь, что то, что он сделал, поможет. — Лучше жить свободно среди смертных, чем быть слугой среди богов. Так ты говорил, да?
Голем вспоминал те годы, что провел, наблюдая за тренировками Мастера. Его попытками осознать что-то, что за бесконечности времен так и осталось загадкой для голема.
Но одно он знал твердо — его Мастер был воином. И только воину он бы согласился отдать свои тайны. А воин, как учил Мастер, это вовсе не тот, кто бьет быстрее, убивает больше или кому не ведом страх и зависть.
Нет, воин, это нечто другое.
Повар, который готовит лучший суп в королевстве и подает его и королям и рабам — он воин.
Мать, муж которой погиб на войне, и она в одиночку вырастила трех дочерей и двух сыновей, сохранив любовь к ним и к себе — она воин.
Воину не нужен меч. Воину не нужна броня.
Ему нужна лишь своя душа и вера. Не в техники, мистерии или оружие. А в самого себя.
Так учил Мастер.
Голем надеялся, что он смог донести воспоминания об этих словах до юного мальчишки. Ведь, голем мог поклясться, что из всех, кто приходил к нему в зал, лишь этот мальчишка ближе всех подобрался к тому, что значит быть воином.
Ему не хватало лишь маленького толчка.
И теперь, когда голем дал этот толчок, все зависело от самого мальчишки.
— Может быть сегодня, — вздохнул голем. — может быть сегодня, наконец, наступит долгожданный день.
Хаджар лежал во тьме. Беспомощный и слабый. Такой, каким он всегда себя и ощущал. С того дня, как на его глазах умер отец, как тогда казалось — сильнейший из всех людей. Когда погибла на руках мать, которая могла защитить и уберечь от целого мира.
Когда оказался предателем вернейший из друзей — дядя Примус.
В тот день Хаджар действительно превратился в калеку.