Читать книгу «Японская война 1904. Книга вторая» онлайн.
Александр Дмитриевич затянулся сигаретой, успокаиваясь: все-таки война — это не его дело. А вот завод… Двоюродный брат, в марте получивший статского советника в Министерстве иностранных дел, уже несколько раз поднимал тему близкой большой войны. Теперь письмо Анны, которая подтверждает эти же разговоры в войсках, но главное, она предложила и способ, как можно превратить это в деньги. Свободные от долговых обязательств деньги, которые по договору можно будет сразу вложить в развитие завода.
Александр Дмитриевич не удержался и еще раз перечитал письмо. Много мелочей, которыми можно заняться, но не в первую очередь. И две золотые жилы: пушки со снарядами и железные дороги. Больше можно не бояться, что заказ на 1200 новых 76-миллиметровых орудий в этом году окажется последним! Что новые вложения, новые линии, новые люди — все окажется выкинуто на улицу небрежным росчерком министерского пера.
Александр Дмитриевич решился! Затушив так и не докуренную сигарету, он подозвал свой экипаж и уже через полчаса ворвался в кабинет отца, главного держателя акций их семьи.
— Не много себе позволяешь? — Дмитрию Ивановичу было уже за шестьдесят, но он все еще не стеснялся ни крепкого словца, ни умения держать потомков в ежовых рукавицах.
— Письмо от Анны, — Александр знал, что отец в курсе поездки внучки, поэтому не стал ничего добавлять.
— Твоей дочери, которая раздаривает имущество завода безвестным полковникам?
— Если вы про вагоны, отец, то лично я одобряю ее решение. Железнодорожники хотели получить почти по триста рублей за обратный перегон каждого, выкупать для армии принципиально отказывались — мол, у них там и так перебор состава, все станции забиты. А так… Да, немного в минус ушли, зато показали, что давить на нас бессмысленно.
— А никого посерьезнее не нашли для подарка, кроме того бесполезного полковника? — все еще сварливо уточнил Дмитрий Иванович.
— Этот бесполезный полковник уже побил японцев больше, чем все генералы вместе взятые. Да и адмиралы тоже. Кстати, именно он освободил тех самых пленников в Корее, возвращение которых так впечатлило великого князя Сергея Александровича. Также у него хорошие отношения с наместником, и еще Анна слышала, что Куропаткин обещал Макарову третьего Георгия.
Александр кивнул, не говоря вслух, но прямо намекая, что может стоять за таким награждением и такой карьерой. А потом еще раз протянул отцу письмо Анны, чтобы тот все-таки сам со всем ознакомился. Несколько минут в комнате стояла абсолютная тишина, а потом Дмитрий Иванович медленно снял с переносицы очки для чтения.
— Интересно, — он задумчиво потер лоб, при том что уже давно не позволял себе выражать волнение такими низкими жестами. — Хорошо, что она не стала ждать 40 дней, чтобы рассказать это лично. Информация бы уже сильно потеряла в цене.
— Вы тоже помните, что брат рассказывал про слухи в министерстве?
— Я все помню.
— Тогда мы просто обязаны расширять завод. С наличием отчета от военных, причем тех, кто побеждает японцев, даже Фойгдт и Эрдели не посмеют ничего возразить.
— Не неси чушь, — оборвал Александра отец. — Ты же и сам знаешь, что дело не в них. Это банки из года в год заставляют заводы жить впроголодь, и они же, словно церберы, следят, чтобы у нас не появилось ни одной лишней копейки.
— Поэтому я и предлагаю их обойти! Прямой контракт: оплата под расширение и будущие поставки. Во время войны даже они не посмеют запустить руки в эти потоки!
— Ты их недооцениваешь, но… — отец задумался. — Если прибыли будут так высоки, то, возможно, я смогу заинтересовать их и убедить хотя бы не мешать.
— Значит?..
— Сегодня вечером не ждите меня, я задержусь. А внучке… Телеграфируй в Иркутск, пусть знает, что семья ей довольна и что по возвращении ей придется выступить перед очень важными людьми.
Сижу рядом с недовольным наместником, иногда поглядываю на дергающегося на облучке кучера и старательно делаю вид, что висящая в воздухе тишина меня совсем не гнетет.
Все началось с того, что наш поезд приехал в Мукден аж в половину шестого утра. Благоразумные люди на моем месте просто доспали бы и пришли к своему начальнику строго в приемные часы. Я же решил воспользоваться моментом, чтобы если и устроить наместнику показ новой техники, то без посторонних глаз. Приказал поручику Зубцовскому, чтобы тот пока обеспечил переезд нашего вагона на отдельные пути подальше от лишних глаз, а сам арендовал повозку на целый день и поехал за Алексеевым.
Благо дом его был известен, охрана наместника меня тоже узнала, а вот дальше начались трудности. Как оказалось, вчера вечером до Алексеева дошли слухи, что я вроде как стал человеком Куропаткина, и он настолько обиделся, что даже планировал отменить нашу сегодняшнюю встречу. Наверно, если бы я пришел к нему на прием как положено, то так бы все и было. Но я-то домой заявился — в итоге на меня накричали, но как-то без души. А потом слово за слово, и мне не пришло в голову ничего лучше, чем предложить спор: либо я сейчас наместника удивлю, либо тот может гнать меня из армии ссаными тряпками.
Последний оборот так его удивил, что Евгений Иванович даже замер, а потом согласился выделить на меня целых два часа. И вот едем…
— Думаешь, пощажу тебя? — все-таки нарушил молчание наместник. — Зря! Уничтожу, потому что ты не против меня пошел, а против нашего государя.
— А почему вы считаете, что я продался Куропаткину? — я решил, что на некоторые вопросы можно и не отвечать. — Да, мы с ним заключили сделку, что какое-то время я не лезу вперед, зато под Ляояном уже мне никто не будет мешать победить. И я бы не сказал, что это какие-то большие уступки, все равно весь дальнейший ход войны будет решаться именно там. В сражении под городом.
— То есть ты даже ничего серьезного не попросил? — расхохотался Алексеев. — Продал душу министерским всего за генеральский чин, который тебе после этой войны и так был бы положен?
— Генеральский чин? — удивился я.
После этого мне провели краткую лекцию о том, как некоторые награды значат чуть больше, чем на них написано. В процессе Алексеев еще больше успокоился, а потом неожиданно предложил:
— А хотите я вас сделаю генералом?
На «вы». Кажется, раз мы перешли с грозного «ты» на что-то более привычное, значит, обиды уже остались в стороне.