В понедельник утром я, как обычно, посетил могилу Коясу. Было очень холодно и время от времени с неба сыпал сухой колючий снег, а резкий северный ветер до боли громко свистел в ушах. В общем, погода была совершенно неподходящей для прогулки по кладбищу. Но его посещение стало для меня уже чем-то большим, чем просто традиция. Это может прозвучать странно, но Коясу казался мне куда более живым, чем любой другой человек не только в этом городе, но и в мире вообще. Мне нравилась его уникальная индивидуальность, и я восхищался ходом его мыслей. Хотя судьба и не была к нему благосклонна, Коясу никогда не испытывал жалости к себе, зато всегда старался быть полезным для окружающих и отдавать все силы тому, чем занимался. Несмотря на то, что он жил очень замкнуто, он относился к другим с большой добротой. Больше всего на свете Коясу любил читать, и когда городская библиотека столкнулась с трудностями, взял на себя руководство ею и за свой счет перевез в новое здание. Благодаря ему библиотека была удивительно хорошо укомплектована как количественно, так и качественно для такого маленького городка. Я восхищался методичностью и последовательностью Коясу, и мои еженедельные посещения кладбища больше походили на встречу с живым другом, нежели на оплакивание умершего.
Но в то февральское утро было так холодно, что я не смог долго сидеть возле его могилы и разговаривать с памятником. Уже минут через десять я сдался и вернулся в город. Как обычно, зашел в маленькую кофейню на вокзале, чтобы согреться, выпить горячего кофе и съесть кекс. Там было два вида кексов: с черникой и без нее, но я всегда брал те, что с черникой. В это утро я был в кафе единственным посетителем. За стойкой стояла та же женщина в клетчатом фартуке, что и всегда. И как обычно внутри тихо играл старый джаз. Пол Десмонд старательно выводил
соло на альт-саксофоне. Это напомнило мне, что во время моего первого визита сюда звучал квартет Дэйва Брубека, в составе которого был и Десмонд.
- «You Go to My Head», - сказал я сам себе.
Хозяйка, разогревавшая кексы в духовке, подняла глаза и увидела меня.
- Пол Десмонд, - сказал я.
- Это вы о музыке?
- Да. Гитарист - Джим Холл.
- Я ничего не понимаю в джазе, - сказала она извиняющимся тоном, указывая рукой на динамик, - Просто включила эту радиостанцию.
Я кивнул. Да, она была еще слишком молода, чтобы оценить Пола Десмонда. Я откусил кусочек черничного кекса, и сделал глоток кофе. Красивая все-таки мелодия.
Внезапно я вспомнил, что никогда не слышал музыки в городе за стеной. И совершенно по ней не скучал. Мне ни разу не захотелось что-нибудь послушать, и я даже не замечал, что музыка нигде не звучала. Почему?
Когда я очнулся от своих мыслей, мальчик с желтой подводной лодкой на толстовке стоял рядом с моим стулом. Я только что доел черничный кекс и вытирал рот бумажной салфеткой. Вообще- то, поскольку мальчик застегнул свой темно-синий пуховик до шеи и обернул вокруг него шарф, я не мог точно знать, была ли на нем сейчас эта толстовка. Но, скорее всего, была.
Я посмотрел на него с изумлением. Что он здесь делал? Откуда он узнал, что я сейчас сижу в этом кафе? Он следил за мной? Или уже знал, что я захожу сюда каждый раз, возвращаясь с кладбища?
Мальчик стоял рядом со мной, но смотрел не на меня, а на женщину за стойкой, широко раскрыв глаза и опустив подбородок. Она сделала такое лицо, как будто хотела спросить: «Что вы хотите?» Но вместо этого лишь одарила его дежурной улыбкой.
- Не могли бы вы назвать мне дату вашего рождения? - вежливо спросил он, будто читая вопрос с листа бумаги.
- Мою дату рождения?
- Да, - сказал он, - Год, месяц и день.
Она выглядела немного озадаченной (что неудивительно), но все-таки назвала дату своего рождения.
- Среда, - сразу ответил мальчик.
- Среда? - безразлично переспросила женщина.
- Он имеет в виду, что вы родились в среду, - сказал я.
- Я этого не знала, - все еще немного озадаченно ответила она, - Но как он узнал?
- Ну-у-у... - протянул я. Объяснять все с самого начала заняло бы слишком много времени. - Не знаю, как именно, но он это узнал.
- Хотите еще кофе? - спросила она меня.
Я кивнул, а потом пробурчал себе под нос:
- Тот, кто в среду был рождён, горьким горем будет полн.
Мальчик вытащил из кармана пуховика конверт и протянул мне. Затем кивнул словно бы в знак подтверждения чего-то. Я тоже кивнул. Со стороны мы выглядели как два индейца из вестерна, собиравшиеся раскурить трубку мира.
- Хочешь кекс? - спросил я мальчика, - Здесь очень вкусные черничные кексы.
Не знаю, услышал он мой вопрос или нет, но ничего на него не ответил, а просто уставился на меня и молчал. Будто пытаясь запомнить выражение моего лица. Его круглые очки в тонкой оправе отражали свет ламп, висевших над стойкой, и блестели. Затем мальчик повернулся, открыл дверь и вышел на улицу, где в воздухе танцевали маленькие холодные снежинки.
- Вы его знаете? - спросила меня женщина, глядя ему вслед.