поскольку здание имело историческую ценность, сносить его не стали, а решили перевезти сюда библиотеку.
- Наверное, это стоило очень дорого? - спросил я.
- Это могло бы стоить очень дорого, - Соэда слегка покачала головой, - Но земля и здание изначально принадлежали господину Коясу. Так что выкупать или арендовать их не требовалось, потому что он пожертвовал и то, и другое в фонд библиотеки.
- Тогда понятно, - сказал я.
И действительно, это многое объясняло. Библиотека была фактически личной собственностью Коясу и, соответственно, находилась под его управлением.
Та часть здания, которая не использовалась под библиотеку, имела сложную планировку. Там были темные извилистые коридоры, узкие лестницы, крошечный дворик размером с почтовую марку и несколько пустующих помещений. Еще была кладовая, полная старых необычных инструментов, назначения которых я не знал.
Во дворе находился большой старый колодец, закрытый толстой плитой, на которой лежал массивный камень. («Чтобы дети не могли открыть его и случайно туда упасть, - объяснила мне Соэда. - Он очень глубокий».) В углу двора стоял небольшой камень Дзидзо с добрым лицом.
- Здание был переоборудовано для использования в качестве библиотеки, но из-за высоких затрат отремонтировать удалось не все помещения, - сказала Соэда, - Некоторые остались в прежнем состоянии и не используются. Вот почему на данный момент библиотека занимает только половину здания. Но мы, конечно, очень рады и этому.
Ее голос можно было назвать почти лишенным эмоций. Но звучал он не безразлично, а, скорее, напряженно, как будто Соэда боялась, что ее кто-то услышит. Поэтому я не смог определить, относилась ли она к факту переезда отрицательно или положительно с эмоциональной точки зрения. Итак, на первом этаже находились фойе с журналами и газетами, читальный зал, собственно библиотека, и мастерская, где реставрировались книги. В центре мастерской стоял большой деревянный верстак (он, должно быть, служил какой-то другой цели, когда в здании располагалась пивоварня), на котором были разбросаны инструменты для переплета книг и разные канцелярские принадлежности.
Читальный зал представлял собой веранду с несколькими огромными окнами, в то время как в других комнатах окон почти не было, поэтому воздух там всегда оставался прохладным и влажным. Раньше они, вероятно, использовались как склад. На втором этаже, закрытом для посетителей, находились кабинет директора (в котором я проводил большую часть времени), приемная, всегда погруженная в полумрак из-за плотных штор на окнах, и комната отдыха для персонала. В приемной стоял мягкий гарнитур, состоящий из тяжелого дивана и двух кресел, но, как мне сказали, ими почти не пользовались.
- Если захотите, то можете вздремнуть на диване, - сказала Соэда.
Воздух в приемной был пыльным и наполнен запахами прошлого. И еще было что-то жуткое в цветах мягкой мебели и штор. Словно они хранили страшные тайны о том, что случилось здесь когда-то давно. Даже самая сильная усталость не смогла бы заставить меня лечь вздремнуть в этом помещении.
Комната отдыха для персонала находилась в конце коридора. Там было несколько шкафчиков и мини-кухня с достаточным для небольшого обеда количеством посуды. Я, конечно, тоже мог бы там отдыхать, но обычно комнатой пользовались только женщины. Они переодевались за ширмой, тихонько сплетничали, ели принесенные с собой бутерброды, пили чай или кофе.
Иногда я слышал их счастливый смех по пути в свой кабинет. Комната отдыха была местом, куда я не заходил без веской на то причины. Так что я понятия не имел, о чем они там болтают. Возможно, иногда - и обо мне тоже.
Мои дни в библиотеке проходили без происшествий. Ежедневные практические задачи Соэда и ее команда выполняли четко, и мои обязанности как директора не были особенно обременительными. Все, что мне нужно было делать, это заниматься закупкой новых книг и учетом старых, проверять доходы и расходы и принимать некоторые не слишком значительные решения.
Как с самого начала объяснил мне Коясу, библиотека по-прежнему называлась «Городская библиотека Ц**», но город уже не имел к ее управлению никакого отношения. Поэтому необходимость обращаться в администрацию у меня возникала редко. Если я звонил в отдел культуры, чтобы о чем-то спросить, его служащие общались со мной неохотно. На любой вопрос я получал примерно один и тот же ответ: «Как угодно. Поступайте так, как вам хочется». У меня сложилось впечатление, что администрация пытается избежать каких-либо контактов с библиотекой. Почему так происходило, я понять не мог.
Однако эта ситуация была для меня вполне благоприятной. Даже в самом маленьком городке бюрократия неизбежна. Более того, чем меньше город, тем ожесточеннее может быть борьба за сферы влияния. Так что я был рад отсутствию необходимости иметь дело с подобными вещами.
Как и было обещано, Коясу каждые несколько дней заходил ко мне в кабинет. Время его визитов менялось изо дня в день. Иногда он приходил рано утром, а иногда только ближе к вечеру. Мы вели почти дружеские беседы, но, как и прежде, Коясу ничего о себе не рассказывал. Я понятия не имел, где он живет и как. Я предположил, что он просто не любит говорить о своей личной жизни и не задавал ему никаких вопросов. О руководстве библиотекой он всегда говорил своим фирменным мягким (и несколько странным) тоном.
Когда Коясу входил в кабинет, первое, что он делал, - это снимал берет, осторожно расправлял его и аккуратно клал на край стола. Всегда на одно и то же место, и в одно и то же положение. Как будто если бы он положил берет как-то по-другому, это могло бы принести несчастье. Ритуал выполнялся с плотно сомкнутыми губами и в торжественной тишине. Закончив с беретом, он приветствовал меня яркой улыбкой.
Коясу всегда ходил в юбке, но выше пояса носил обычный консервативный наряд джентльмена его возраста, который состоял из белой рубашки, застегнутой на все пуговицы, твидового пиджака в сельском стиле и простого темно-зеленого жилета. Его одежда всегда была безупречно чистой, хотя и не слишком новой. Галстука на нем никогда не было. Трудно было назвать сочетание старомодной повседневной одежды пожилого джентльмена и юбки (с колготками) особенно уместным, но его самого, похоже, это нисколько не волновало. А жители городка, вероятно, были знакомы с обликом Коясу столько лет, что уже не обращали на него никакого внимания.
Моя жизнь в Ц** протекала безо всяких происшествий. Я освоился в новой обстановке и постепенно привык к ней физически и морально. Закончилась последняя летняя жара, наступила осень, и горы вокруг города засияли прекрасными цветами. В выходные я гулял по окрестностям в одиночестве, чтобы в полной мере оценить красоту природы. Но вскоре в воздухе повеяло предчувствием зимы. Осень в горах была короткой.
- Скоро пойдет снег, - Коясу стоял у окна и смотрел на плывущие облака, крепко сжав маленькие ладони за спиной, - Уже чувствуется запах снега. Зима здесь приходит рано. Вам обязательно нужно купить себе теплые ботинки.
В день, когда выпал первый снег (это был конец ноября), я после работы пошёл в город купить себе ботинки. Пока что с неба падали лишь отдельные редкие снежинки, но если бы начался настоящий снегопад, то легких полуботинок, которые я привез с собой из Токио, было бы уже недостаточно.
Снегопад заставил меня вспомнить о жизни в городе за стеной и о том, как часто там зимой шел снег. И о сотнях зверей, погибших в этом снегу.
Какую обувь я там носил?
Я однозначно получил ее от города (как и всю свою одежду и вообще все вещи, которые были необходимы мне для жизни) и сам не выбирал. Улицы там не утопали в снегу, но были обледеневшими и очень скользкими. Но я не помню такого, чтобы я хоть раз упал. Видимо, ботинки, которые мне выдали, были предназначены для обледенелых дорог, но я никак не мог вспомнить их форму и цвет. Интересно, почему, ведь я носил их каждый день?
Я вообще не мог вспомнить многого о жизни в городе. Некоторые вещи сохранились в памяти очень четко, а о других я совершенно забыл. Ботинки были одной из этих забытых вещей. Такой дисбаланс в воспоминаниях поразил и смутил меня. Были ли эти вещи забыты со временем или их вообще никогда не существовало? Что из того, что я помнил, было правдой, а что - вымыслом? Где заканчивалась истина и начиналась иллюзия?
Через несколько дней Коясу снова появился в моем кабинете. Примерно около одиннадцати утра. В тот день небо также было серым и пасмурным, и в воздухе танцевали мелкие снежинки. В кабинете директора стоял газовый обогреватель, но он не мог полностью прогреть помещение. Поэтому я надел шерстяную кофту и шарф. Отопление же в читальном зале на первом этаже обеспечивало комфортную температуру, и когда там было относительно пусто (то есть, почти всегда), я мог там погреться.
Вообще-то мне нравилась прохлада. Ведь я ощущал ее почти каждый день в городе за стеной. И теперь холодный воздух навевал на меня воспоминания о жизни там.
В тот день Коясу постучался, прежде чем войти в кабинет. Первое, что он сделал, это снял берет и, как всегда, расправив его, положил на край стола. Потом некоторое время стоял на одном месте, держа в руках шарф и перчатки.