Когда я пришел в кофейню, на часах была уже половина шестого. Долгая зима постепенно подходила к концу, солнце уже садилось достаточно поздно, и на улице было еще совсем светло. Смерзшиеся сугробы на обочинах дорог за день подтаяли и заметно уменьшились в размерах. Река же, наоборот, разлилась намного шире обычного из-за обилия талых вод.
На стеклянной двери кофейни висела табличка «Закрыто», а жалюзи были задернуты. Я открыл дверь и вошел. Моя подруга сидела на табурете у стойки и читала книгу. Это была не какая- нибудь маленькая книжка в мягкой обложке, а толстый том в твердом переплете. Она закрыла книгу и улыбнулась мне.
- Что читаешь? - спросил я, сняв пальто и повесив его на крючок возле двери.
- «Любовь во время чумы», - ответила она.
- Тебе нравится Маркес?
- Да очень. Я прочитала у него почти все. Но этот роман мне нравится особенно. Уже второй раз перечитываю. А тебе?
- Я много его читал, но это было уже достаточно давно.
- Мне очень нравится вот этот отрывок, - она открыла книгу, отодвинула закладку в сторону и начала читать вслух.
Фермина Даса и Флорентино Ариса оставались на капитанском мостике до самого обеда, а незадолго до того они прошли мимо селенья Каламар, в котором всего несколько лет назад звенел неумолкавший праздник; теперь порт лежал в развалинах, а улицы были пустынны. Единственное живое существо, которое они увидели с парохода, была женщина в белом, махавшая им платком. Фермина Даса не поняла, почему они не подобрали ее, она казалась такой огорченной, но капитан объяснил, что это призрак утопленницы и делала она обманные знаки, чтобы сбить пароход с правильного курса на опасные водовороты у другого берега. Они проплыли так близко, что Фермина Даса прекрасно разглядела ее, такую четкую под сверкающим солнцем, и не усомнилась в том, что она существует на самом деле, правда, лицо показалось ей знакомым.
- В его произведениях реальное и нереальное, живое и мертвое, смешиваются воедино, - сказала она, закончив читать, - И это происходит так естественно, как нечто само собой разумеющееся.
- Стиль Маркеса называют «магическим реализмом», - сказал я.
- Да, точно. Но мне кажется, что это для читателей и критиков в нем есть что-то магическое, а сам Маркес ни о чем подобном не думал. В мире, в котором он жил, реальное и нереальное действительно были неразделимы, и он просто описывал вещи такими, какими их видел.
Я сел на табуретку и задумался.
- Ты имеешь в виду, что Маркес действительно жил в каком-то другом мире, где различия между реальным и нереальным не существовало? - спросил я.
- Да, возможно. По крайней мере, мне так кажется, когда я его читаю.
Моя подруга стянула резинку, стягивавшую волосы в хвостик, и они рассыпались по ее плечам. Я обратил внимание, что в ее ушах - маленькие серебряные сережки. И сами уши тоже очень маленькие и твердые на вид.
Наш разговор про романы Маркеса напомнил мне о Коясу. Наверное, если бы она встретила его призрак, то вряд ли сильно удивилась бы. Это же очень в духе «магического реализма».
- Ты много читаешь? - спросил я.
- В детстве и юности читала очень много. А сейчас слишком занята для этого, но когда есть время, то стараюсь что-нибудь почитать. Вот только с тех пор, как я сюда переехала, мне совершенно не с кем поговорить о книгах. И меня это очень расстраивает.
- Может быть, я смог бы стать подходящим собеседником?
Она улыбнулась.
- Возможно. В конце концов, ты - директор библиотеки.
- Кстати, а что насчет ежедневной сигареты и стакана виски?
- Сигарету я уже выкурила. А вот виски - еще впереди.
- Может, пойдем ко мне и поужинаем? Я уже придумал, что могу приготовить сегодня.
Подруга слегка наклонила голову, прищурилась и задумалась.
- Если ты не возражаешь, может быть, просто закажем сюда пиццу и выпьем пива? Сегодня мне хочется именно этого.
- С удовольствием! От пиццы я тоже не откажусь.
- Тебе какая нравится, «маргарита»?
- Мне без разницы, выбирай сама.