В этом должно было быть какое-то послание. Чтобы передать его, он и завел меня в этот глухой лес.
А может быть, мальчик хотел просто оставить какой-нибудь след в этом мире? След настолько болезненный, чтобы я никогда не смог его забыть.
Но зачем? Его существование так или иначе уже запечатлелось в моем сознании. Я все равно никогда его не забуду. Даже если мальчик уже навсегда исчез из этого мира.
Я поднял голову и посмотрел по сторонам. Я был на втором этаже библиотеки, в кабинете директора. Потолок, стены и пол выглядели как обычно. А в высокое окно светило вечернее солнце.
Из этого мира.
Глядя на комнату, я вдруг заметил, что ее размеры постепенно менялись. Да, потолок становился то слишком широким, то чересчур узким. Стены сжимались и разжимались будто под давлением толщи воды снаружи. Вся комната, казалось, двигалась и пульсировала, как чья- то сердечная мышца. Оконные рамы выгибались, а стекла вибрировали.
Сначала я подумал, что началось землетрясение. Но дело было не в этом. Это меня самого трясло изнутри. А комната просто дрожала вместе со мной. Я положил локти на стол, и закрыл лицо руками. Сидел так какое-то время и терпеливо ждал, пока дрожь утихнет.
Когда я убрал руки от лица и открыл глаза странное ощущение уже исчезло. Комната была неподвижна.
Но ее обстановка показалась мне немного иной, нежели раньше. Как будто после перестановки мебель вернули на прежнее место, добросовестно пытаясь расставить в точности так же, как было до нее, но все-таки не сумели избежать небольшой погрешности. Другие люди, вероятно, не заметили бы разницы. Но я заметил.
Или, может быть, мне это просто показалось? Возможно, мои нервы еще не оправились от ночного кошмара? У меня не было уверенности, что грань между сном и реальностью действительно существовала.
Я осторожно дотронулся пальцем до мочки правого уха. Она была мягкой и теплой и больше не болела. Боль оставалась только в моем сознании. Наверное, память о ней не исчезнет никогда. Так мне тогда показалось. Да, эта боль была похоже на клеймо, поставленное раскаленным железом. И это клеймо останется со мной до конца моих дней.
61
Ближе к вечеру я позвонил в кофейню и пригласил подругу поужинать вместе.
- Как твое ухо? - спросила она, - Все еще болит?
- Нет, уже прошло, спасибо.
- Смотри, больше не позволяй никому себя кусать!
- Постараюсь, - ответил я, - Так ты придешь на ужин?
- С удовольствием, никаких планов у меня нет. Зайдешь за мной после работы?
- Конечно!
Я повесил трубку, заглянул в холодильник и стал думать, что можно приготовить из имевшихся там продуктов. В итоге остановил свой выбор на салате из мидий.
Думая о таких простых и конкретных вещах, как приготовление еды, я всегда начинаю чувствовать себя спокойнее. Они хорошо отвлекают от разных назойливых мыслей. Таких, как, например, безуспешные попытки вспомнить название произведения, которое исполнял квартет Джерри Маллигана.
Когда я незадолго до закрытия библиотеки встретил в читальном зале Соэду, она рассказала мне, что братья мальчика планируют вернуться в Токио на следующий день.
- Конечно, они очень раздосадованы тем, что так и не смогли найти никаких его следов. Но у них есть работа и учеба, и оставаться здесь дольше они не могут.
- Полиция тоже так ничего и не обнаружила?
Соэда покачала головой.
- Нет. Я не хочу сказать, что местные полицейские некомпетентны, но в таком маленьком городке, как наш, редко пропадают дети, и полиция просто не имеет достаточно опыта в расследовании подобных происшествий.
- Знаешь, что не дает мне покоя, - сказал я, - Если бы мальчик решил сбежать из дома, он бы обязательно надел толстовку с желтой подводной лодкой. Для него она - как вторая кожа, он бы ни за что ее не оставил, разве не так?
- Ты прав. Если бы он убежал, то обязательно захватил бы толстовку с собой.
- Но он этого не сделал.
- По словам его матери - не сделал. Она утверждает, что все вещи остались на месте. Я специально несколько раз это у нее уточнила.