— Может, у меня тоже кто-то появился на стороне, и я рада, что Пётр ушёл из моей жизни? —
делаю я робкую попытку соврать.
Тамара Васильевна внимательно осматривает меня и качает головой.
— Доченька, ты совершенно не умеешь врать! Если там был бы кто другой, ты сразу бы заявила о своей беременности, а не скрывала её ни от меня, ни от моего непутёвого сына. К тому же в момент зачатия ты точно была на море, когда вы друг от друга не отлипали. Вряд ли ты бы успела с кем-то ещё, — иногда я поражаюсь, как открыто свекровь говорит на тему секса.
Легко. Непринуждённо. Это в порядке вещей. Потребность, как еда, которой не надо стыдиться.
Моя мама даже за супружеский брак готова застыдить. А что женщина тоже может получать удовольствие — это вообще грехопадение.
— Да, ребёнок от Петра, — сдаюсь я. — И я совершенно не знаю, что с этим делать, — сажусь на диван и прячу голову в руки.
Сижу так некоторое время, и свекровь садится рядом, гладя меня по спине.
— Я-то думаю, чего ты слегка поправилась, — её ласковый голос выводит меня из состояния ступора.
— Я узнала об этом за день до того, как Пётр сообщил мне о любовнице и ближайшем разводе. Я
пришла в шок и не знала, что делать. Я ещё никому об этом не говорила, кроме подруги, — выдаю я словесную тираду, а глаза вновь обжигает — хочется плакать.
— Даже родной маме? — удивляется Тамара Васильевна.
— Я ей и про развод не сказала, а когда она узнала от вас, я такую встряску получила. И что я виновата в его измене, и что я виновата в грядущем разводе, и что мне срочно нужно искать мужика.
Даже убедила сходить на свидание с сыном своей подруги, — сдаюсь и выговариваюсь.
Удивительно, что близким человеком может стать понимающая свекровь, а не родная мама. Нет, я давно не ждала тепла и любви ни от одной из сторон, научилась давать её себе самостоятельно.
Поэтому никому и ничего не говорила.
— Ты же, надеюсь, аборт делать не хочешь? — неожиданно напрягается Тамара Васильевна.
— Нет, конечно! — возмущаюсь я. — Я хотела ребёнка! Даже если отец оказался таким… — замираю на полуслове. — Простите, иногда забываю, что это ваш сын.
— Пустяки! Когда я узнала о его измене, я его таким матом покрыла! Нет, чтобы сначала уйти из отношений, а уж потом делать, что хочет… — отмахивается добрая женщина. — Но нет, он сначала с тобой в отпуск поехал, покуролесил, зачал ребёнка и в кусты!
— Ну, о ребёнке он всё ещё не знает.
— Не пытайся его оправдать! Это и его ответственность тоже! Когда ты планируешь ему об этом сказать? — Вот тот самый вопрос, который ранит меня в сердце.
Вздыхаю. Я вообще не планировала ему говорить.
— Мне страшно. Я пока не готова. Дайте мне время, пожалуйста… — делаю паузу и добавляю, подумав: — Никому не говорите! Даже моей маме! Она, если узнает, такую истерику мне закатит!
Боюсь даже, что на аборт уговорит. А вы же знаете, что мне нервничать нельзя!
Тамара Васильевна округляет глаза и качает головой.
— Как жаль, что в такие ответственные моменты ты не можешь положиться на человека, который тебя родил. Не все получают эту самую материнскую любовь. Я вообще думаю, что никаких материнских инстинктов не существует. — Согласно киваю на её слова и на автомате поглаживаю живот.
— Страшно мне, если честно. Конечно, я устроилась на новую работу… Но не так я представляла свою жизнь. Не хотела становиться матерью-одиночкой.
— тяжело вздыхаю, отвернувшись, чтобы свекровь не увидела моих слёз.
— Даже не думай, что я тебя оставлю! — эмоционально возмущается Тамара Васильевна. — Твой ребёнок — мой родной внук, а я — бабушка. Если Пётр откажется от отцовства, заставим его платить алименты, ибо нефиг!
21.