Я похерил собственную семью. Меня теперь нигде не ждут просто так. Не волнуются, тепло ли я одет, поел ли я, успел ли поспать, положил ли всё, что нужно, в чемодан перед командировкой. Ничего этого больше нет, потому что я так захотел сам. Даже дети отдалились. Я для них больше не супергерой, не Бетмен, не Человек- паук. Я очередной дебил, который заставил страдать их мать и их самих. От этого горько.
И да, я абсолютно свободен. И никому на хрен не нужен. Потому что молодые девушки жаждут совсем иного формата отношений, потому что это они хотят получать, причем все и сразу. Но готовы ли они что-либо отдавать? Возможно, и есть такие. Но пока что я вижу лишь оценивающие взгляды, которые с точностью калькулятора определяют стоимость моей машины, моей одежды, моих часов. Готовы ли они делать мою жизнь лучше? Нет. Они ждут, что это я превращу их жизнь в сказку, где успех, богатство и все остальное приходят сразу, где ради этого не надо долго и упорно работать. Буду ли их волновать я? Или только содержимое моего кошелька? Скорее, последнее.
Многие из тех, кто уходил из семей к молодым любовницам, через некоторое время ползали на брюхе, чтобы бывшие жены приняли их обратно.
Только мне ползти некуда.
Определив отца в больницу и оставив мать с ним, я сажусь в салон своей машины и достаю из бардачка стопку фотографий. На них Натка и Марк Лазарев. И ревность застит мои глаза красной пеленой. От каждого кадра. Так, что дышать тяжело. От его руки на ее талии, от их лиц, повернутых друг к другу, от того, как она улыбается ему… Ему… Не мне… И мне уже вряд ли когда улыбнется. Такие, как она, уходят один раз и никому не дают вторых шансов.
А он — этот Марк, молодец. Как клещ в нее вцепился. Тогда, когда я ее упустил…
Наверное, самое ценное, что было в моей жизни.
Тоска накатывает внезапно и вместо того, чтобы ехать домой, я еду к дому, где теперь живет Натка с Соней и Арсением. Егор уехал в Москву.
Во дворе вижу, как Натка, Соня и младший сын идут к подъезду. Дети в школьной форме. Они что-то оживленно обсуждают. От этой картины становится еще более паршиво. Им и без меня нормально… Наверное, даже хорошо…
Вылезаю из салона. Мне необходимо хотя бы несколько минут.
Натка замечает меня чуть раньше охраны. Напрягается. Сердце режет болью. Я стал для когда-то любимой женщины врагом…
— Я поговорить хотел! — кричу от машины через двор и плевать, что подумают обо мне окружающие.
Арсений кричит:
— Папа! — и делает шаг в мою сторону, готовый сорваться с места.
Соня удерживает его за плечо. Она, не Натка. Та просто кивает.
Я подхожу ближе.
— Что ты хотел, Макар?
— Увидеть. Вас, — так просто. И так невероятно сложно.
Моя пока еще жена передергивает плечами.
— Смотри… — роняет с ехидцей и вздергивает подбородок. Ну, да, что, что, а воевать она умеет.
— Натка… Не надо так! — сиплю еле слышно.
— А как НАДО?! — чуть повышает голос, — Макар, если ты рассчитываешь на жалость, то напрасно. Тебя мне не хочется жалеть. Да вообщем-то и не должна я. Слышишь? Я ничего тебе не должна!
Смотрит. И душу своими глазищами серыми наизнанку выворачивает.
— Пап! А мы сегодня ежика лепили. С грибами! — встревает в разговор Арсений. Быстро сдергивает рюкзак с плеч, торопится и достает оттуда пластилинового ежа. Кривого и страшного.
Но я протягиваю руку и забираю его.
— Подаришь мне?
— Конечно, пап.
Натка окидывает меня и детей нечитаемым взглядом.
— Поговорите, — роняет тихо, а сама отходит и садится на лавку возле подъезда.
Уже прошло первое сентября. Арсений пошел во второй класс. Соня — в восьмой. Дочь топчется на месте.