Её глаза горели гневом и раздражением. Все бояре крутятся, стараясь обеспечить себя и своих людей достатком, а этот прынц из тех, кто кроме меча и ложки в руки ничего не берет!
Вот же пошла мода! И Дуняша разошлась:
— Не купчиха, но разбираюсь в этом деле. Не занимаю должности при князе, но слушаю все разговоры и учусь разбираться в княжеских делах. Боярин должен знать и уметь то, чем занимаются его люди и князь. Только так можно успешно управлять землями.
— Слова дьяка Доронина, — хмыкнул Бокеев.
— Да, так говорит мой дед! Так что же? Примешь мой дар?
Мужчина поколебался, а потом видно решил, что от него не убудет взять у ребёнка свиток, который он считает ценным. А может он был сбит с толку бойкостью маленькой Дорониной и её отповедью.
— Приму.
— Тогда возвращайся в трапезную и спокойно ешь, — ровно произнесла Дуня и видя, как боярин внутренне успокаивается, по-хозяйски спросила:
— Ты же думал со своими людьми просить здесь ночлег?
— Думал, — без задержки ответил он.
— Вот и хорошо, — она одобрила его намерение. — Я найду способ, как передать тебе руководство.
Василий Семеныч быстро кивнул, а Дуня подумала о нем, что с виду матерый и грозный, а как только выбили его из привычной среды, то потерялся. Жаль, что Мария Борисовна просто держала Бокеева рядом, а не использовала для укрепления своих позиций. Верный и преданный воин мог собрать для неё дружину и под её руководством решать какие-либо вопросы. Это придало бы ей вес.
Дуня заметила, что Бокеев ждет её дальнейших слов… наставлений?
— Плохого от меня не жди, — мягко заметила она. — Но могут быть и другие, кто знает тебя в лицо. Ты этого не бойся. Задержать тебя здесь некому и в любом случае уедешь спокойно.
Своих воев держи при себе, пусть отдохнут и выспятся.
Лицо Бокеева смягчилось, он приложил руку к груди, развернулся и ушёл к своим людям, а Дуня направилась в келью. Ей надо было всё обдумать, а ещё написать руководство по мыловарению.
Она думала сохранить для себя это знание, но Василию Семёновичу нужнее. Ему нужна цель и план действий. Он никому не нужный беглец, а ведь многих спас, избавив княжество от дурной женщины.
До вечера Дуня просидела, выводя гусиным пером подробнейшее наставление по мыловарению и организации труда. Замучилась граммы подменять щепотью, а нужную температуру объяснять множеством слов. Ещё и с названием ингредиентов туго пришлось, но справилась. Здесь тоже варили мыло, но оно оставалось жидким и предназначалось только для стирки.
Передача свитка произошла буднично, во время утренней молитвы следующего дня. Дождь же перестал лить только к полудню, задерживая отъезд Бокеева. Всё это время его люди не спускали глаз с Дуняши. Как будто она не могла ещё затемно сообщить о них настоятельнице.
Сам же Василий Семеныч читал переданный свиток, бросая удивленные взгляды на неё.
Дуня знала, что поразила его тем, что не слепляла слова в единую вязь, как принято было здесь делать и надеялась, что написала понятные наставления. Лицо его всё больше прояснялось, а в глазах появилась спокойная уверенность. Теперь Бокеев снова походил на того человека, каким запомнила его Дуня, когда встретила в первый раз.
И всё же она вздохнула с облегчением, когда боярин уехал. От него и его людей все держались подальше, чувствуя угрозу.
Дуня не смогла в этот день работать. Она совершила поступок и теперь переживала за сделанное.
Надо ли было лезть со своей благодарностью? Если кто-то узнает, что она помогла, то донесут и пострадает семья. Бокеева ведь могут поймать, да начнут пытать…
И наконец, за что она благодарна? За убийство? Эта мысль шокировала Дуню. Вместо того, чтобы творить добро, она испытала облегчение, услышав, что княгини больше нет и сострадала убийце.
Дуня даже зажмурилась, жалея, что начала мусолить содеянное. Стоило призадуматься и всё получалось совсем не так однозначно, как показалось в начале.
Толстушка Аграфена, видя состояние девочки, попыталась вызнать у неё, что случилось, но та внутренне закрылась от неё, что ещё больше обеспокоило монахиню. Дуню вызвала к себе игуменья и долго расспрашивала о том, как продвигается работа, как к ней относятся обитательницы монастыря. Измученная вопросами и тем, что приходится скрывать свои тревоги, Дуня еле отбилась, не помня себя добралась до кельи и прилегла. Последней мыслью перед сном было осознание того, что она всё-таки бесповоротно изменила историю!
Мария Борисовна должна была умереть, а старая княгиня продолжать жить и одобрить брак сына с Зоей (Софьей) Палеолог. Но теперь уж точно на княжьем родословном древе не появится новая ветвь и неизвестно, как это отразится на истории всего народа. Вот ведь!
Во сне Дуня увидела кусочек своей прошлой жизни. Её никуда не утягивало, но лавка, в которой она работала выглядела иначе, чем она привыкла. На полках помимо веретен, чесалок и прялок стояла «Московская игрушка». Множество деревянных, медных, бронзовых, латунных механических игрушек. Их разнообразие поражало, а полки гнулись под тяжестью.
— Дичь, какая-то! — фыркнула Дуня, и обратила внимание на застекленный прилавок.