Не ожидавшая какого-либо ответа игуменья удивлённо приподняла бровь и посмотрела на сестру. Та развела руками и хмыкнула. Их внучка оказалась своеобразной и живенькой отроковицей.
— Я поселила тебя с трудницей. Она поможет тебе блюсти себя в чистоте и ознакомит с правилами нашей жизни, — коротко сообщила Анастасия и не видя больше никакой реакции на свои слова, строго спросила:
— Вопросы есть?
Вот тут Дуня оживилась. Она принялась выяснять, чего от неё ждут и в какие сроки, потом перечислила, что ей нужно. Когда она перестала расхаживать взад-вперёд, картинно взмахивая широкими рукавами летника (очень уж ей это нравилось делать), то игуменья подумала, что внучка выдохлась. Девочка вдруг застыла, прикусив торчащий заусениц на пальце крепенькими передними зубками и сосредоточенно его обкусывала под выжидательными взглядами двух родственниц, а потом встрепенулась и торжественно заявила:
— Я тут подумала и поняла, что у меня получается много однообразной работы, и чтобы взгляд не закостенел, необходима смена направления деятельности.
— Неужели? — усмехнулась игуменья, а её сестра в который раз всплеснула пухлыми ручками и забавно шлепнула губами намереваясь высказаться, но не зная, что сказать. Уж больно мудрено высказалась внучка.
— Да! — Дуня бездумно подхватила перо для письма и покачивая им в такт своих слов, продолжила:
— Пока мы с матушкой Аграфеной шли по территории двора монастыря, у меня родилась идея облагородить прилегающее пространство.
Дуня на миг замолкла и проверила слушают ли её. Дамы были само внимание и это вдохновило.
— Бог подарил нам величайшее разнообразие растений, а мы возле своих домов ходим туда-сюда, затаптываем красоту. А всего-то требуется задуматься об этом и приложить немного усилий. Во дворе есть места, где люди не ходят или наоборот, протоптаны широкие дорожки, так почему бы не посадить цветы там, где тихо, а где людно — не вымостить тропинки? Ведь архитекторы стараются и строят здания, вкладывая душу. Все к этому относятся с пониманием.
Дом Божий! — патетично воскликнула Дуня и тут же лицо её посуровело:
— А как же двор? Это же обрамление нашего дома! Это всё равно как красивая женщина перестанет следить за собой и будет носить одежду вкривь и вкось.
Женщины переглянулись, а Дуня никак не могла успокоиться:
— У вас же есть парадная часть двора и там чистенько, но не более. Есть хозяйственные части, а есть уединенные уголки. Всё можно поделить.
— Это что же, хочешь заборы поставить? — недоуменно спросила Аграфена.
— Если посадить в рядок деревца, то они послужат ограничительной чертой. Или ряд из цветущих растений с различным сроком цветения.
— У нас есть лекарственный садик, — с гордостью вставила Аграфена.
— Да? Но я не видела его, — опешила Дуня.
— Он за стеной.
— А здесь?
— Во время набегов к нам собираются люди со всей округи и все твои цветочки затопчут.
— Об этом я не подумала, но вряд ли телеги занимают весь двор.
— Нет, конечно…
— Тогда заранее расчертить места для постановки телег, чтобы они ровненько стояли возле стены и никому не мешались. Тогда и их хозяева во время осады не будут шастать по всему двору.
Дуня чуть не выдала немецкое «Ordnung muss sein» («Порядок должен быть!!!) Но почувствовала, что это будет перебор. Всегда и везде её саму призывают к порядку в быту и в мыслях, а тут она чуть сама не произнесла эту ужасную фразу-дубинку.
— Хорошо, — задумчиво посмотрев на неё, произнесла игуменья. — Я жду наброски росписи трапезной и того, что ты называешь «созданием красоты» во дворе.
Дуня не сразу отреагировала. Ей что, дали разрешение созидать? Вот так просто?
Она недоверчиво посмотрела на строгую настоятельницу, потом на матушку Аграфену. Обе смотрели на неё одинаковым взглядом, в котором прятались пережитые беды и потери, хоронились несбывшиеся мечты и планы, но вперед выступала решимость не дать погаснуть детскому рвению изменить мир к лучшему. Дуню от макушки до пяток осенило осознание этого.
— Я всё сделаю, — взволнованно пообещала она.
— Надеюсь, — строго ответила Анастасия, а потом мягко добавила: — Есть в тебе что-то… хорошее и светлое.