— Да, знаю. Но тревожно мне… и Якимка опасность чует.
— Чует, говоришь? Он же дурачок!
— Вот то-то и оно, а лаз долбит, как камнегрыз какой-то, и торопится, день с ночью путает.
Вячеслав надолго задумался, а Дуня стояла рядом.
— Тогда тебе за монастырскими стенами будет безопасней. Я бы и Машеньку туда отправил, но за неё надо припас давать, а у нас сейчас не с чего. Мало не дашь — урон чести, а по достоинству неоткуда взять.
Не успела Дуня тяжело вздохнуть, как во дворе поднялась суета и дворня организовала муравьиные дорожки, грузя припасы, подарки, Дунину одёжку.
— Да как же, — пролепетала девочка, — прямо сейчас ехать?
— Монашка боится задерживаться, говорит со дня на день дожди пойдут и тогда вы застрянете в дороге. А так, сегодня выедете — завтра-послезавтра будете на месте.
Дуня готова была разрыдаться, но вышла монашка и поклонившись отцу, светло улыбнулась ей:
— Не печалься дитя, твоим родным горше тебя приходится. Они будут скучать, а у тебя большое славное дело впереди! Мы все ждём увидеть ту красоту, что ты создашь в трапезной.
— Я? Ждёте? — Дуня смутилась и повернулась к отцу.
Он подхватил её на руки, крепко прижал к себе, поцеловал в щёчку и подставил свою. А дальше Дуня поняла, что у неё прорва всяких разных указаний для сестры, брата, Фёдора, Аксиньи, Митьки…
— Как же вы без меня! — в ужасе воскликнула Дуня, прижимая ладони к щекам.
Но в ответ одни разрыдались, а другие постарались поскорее запихнуть её в возок, напоминая об оказанной чести. Монашка смотрела на устроенный хаос с улыбкой:
— Любят тебя, — произнесла она, когда возок отъехал уже далеко и все те, кто побежал следом, отстали.
— Так и я волнуюсь за них!
— Это хорошо. Давай помолимся за оставшихся и за добрый путь.
ГЛАВА 9
О дороге сказать нечего, разве что поворчать, что пешком было бы быстрее. По приезду бледно-зелёная Дуня вывалилась из повозки и долго стояла, покачиваясь.
— Серафима, что с ней? — услышала она чей-то встревоженный голос и постаралась сфокусировать взгляд на говорившей.
— Укачало сердешную. Вчера бедняжку всю дорогу выворачивало и сегодня чуть живая.
— Ох, страдалица! Дуняша, девочка моя! Как на Милославу-то похожа! Серафима, что стоишь? Принеси отроковице водички колодезной.
Монашка поспешила куда-то, но вскоре сунула в руки Дуни ковш с водой.
— Вот милая, прополощи ротик, омой личико белое.
Боярышня всё сделала и почувствовав облегчение, благодарно кивнула.
— Вот и хорошо, — вновь заговорила встречающая. — Взгляд стал осмысленным, значит, можем познакомиться. Я матушка* Аграфена, тетка Милославы, а тебе двоюродная бабушка.
Здесь же живет ещё одна твоя бабка, моя сестра Анастасия. Она новая игуменья, — Аграфена вдруг задорно подмигнула и приложила палец к губам.
Дуня робко улыбнулась в ответ. Она никак не ожидала, что полноватая низенькая женщина со смешливыми глазами является её родственницей. Мама-то у неё высокая, статная и некоторая дородность лишь добавляет достоинства, а эта вся какая-то округлая, уютная и смешливая.
— А пойдем-ка, я тебе молочка налью! — предложила новоявленная бабушка и поспешила куда-то.
Дуня неуверенно оглянулась на возок с вещами, но сопровождавшая её Серафима махнула рукой, мол, иди.