— Скатертью дорога! — пожелали хозяева гостеприимного дома и приложили руку к сердцу. Дуня в ответ вместе с остальными поклонилась поясным поклоном, благодаря за поддержку и приют.
К позднему вечеру небольшой караван добрался до имения и все с радостью заселились в прогретый дом. Дуня даже погладила стены своей светелки, понимая, что сегодня вновь будет ночевать одна. Уединения ей сильно не хватало.
— Дуня! — позвала её Маша. — А где лежат травы, которые передала Катерина для Ивана Харитоновича?
Дуняша хитро расплылась в улыбке. Сынком Харитона Алексеевича оказался тринадцатилетний юноша с синими глазами, и Машуня млела от него. Тощий пацан вызывал в ней трогательную нежность и жалость. Ей все время казалось, что без неё он пропадёт. Она часами могла сидеть и пересказывать ему все сказки, которые услышала от Дуни и московских сказительниц. А он безропотно исполнял все её требования по лечению, лишь бы она продолжала сидеть рядом и говорить.
— Я сейчас принесу! — подскочила Дуняша.
— Скажи на кухне, чтобы их заварили и горячими принесли в горницу Ивана Харитоновича, — попросила Маша, но прежде чем Дуня что-либо ответила, раздался голос Милославы:
— Дочка, тебе нельзя к нему!
— Но… — Маша покраснела, прекрасно зная, что мама права.
— У Кошкиных была общая горница для пострадавших и там командовала Катерина, а здесь тебе нечего делать на мужской половине.
— Но ему же скучно будет без меня, — губы Марии дрогнули, и она чуть не расплакалась.
— И я обещала лечить его!
— Дядька твоего братика позаботится о нашем госте, — чуть насмешливо произнесла Милослава, — а ты завтра развлечешь его, когда он выйдет посидеть на солнышке.
— Но…
— Я всё сказала, — отрезала боярыня и, мимоходом погладив Дуню по плечику, ушла к себе обустраиваться.
День завершился спокойно. Все устали с дороги и легли сразу спать. Зато утром загородное имение ожило, у всех его обитателей было полно дел.
Дуняша дала распоряжение, чтобы управляющий выделил Аксинье место для работы и помог ей заново начать своё дело. Потом боярышня дала задание Митьке поправить её грядочки в детском огороде и высыпать перепревшую землю на выделенный ей участок для посева зерна.
До обеда девочка успела съездить с Любашей и Якимом к скале. Там они выбрали место для их будущего дома, и боярышня весь остаток дня втолковывала управляющему имением Фёдору, какую она хочет поставить избу для молодой пары.
— Да как же из камня? — охал ставленник боярина. — Дорого же!
— Да как же дорого? — в его манере отвечала Дуня. — Яким — каменщик и дом его будет стоять на камне. Там же даже огород не разбить, потому что камень повсюду!
— Ну, да, — подскрёбывая бороду, соглашался он. — Но ведь простой человек, а мы ему дом из камня!
— Только нижнюю часть дома. Ты же сам говорил, что у тебя мало сухих бревен? — начинала сердиться Дуня. — А я писала, чтобы заготовил!
— Так, боярышня, всё сделал, но…
— Хватит, сам виноват, что не сберёг. Дедушка ещё поругает тебя за это.
— Виноват. Недосмотрел, а плесень, она ж…
— Проследишь, чтобы строили, как я сказала, — оборвала его Дуня. Управляющий ужом выскальзывал из зоны её поручений, находя отговорки.
— А чем скреплять камень?
— А чем ты бревна скрепляешь?
— Не надо их скреплять, — удивился управляющий, — там же…
— Вот и Яким сделает такие блоки, что их надо только ровно ставить. Паз в паз. Их даже не поднять будет.
— Так как же он ставить будет?