Читать книгу «Боярышня Дуняша» онлайн.
Прежде чем дед начал спорить, Дуня вздохнула и сказала, что, наслушавшись жутких сказаний о старине, где князья убивают, травят, предают, давно придумала поучительный пересказ для детей.
— Хм, — опешил дьяк, — ну так поведай, — предложил Борис Лукич.
И Дуня поведала сказку о мёртвой царевне и семи богатырях в лицах. В этой истории удачно были показаны неприязнь между женщинами, близорукость короля и упорство в желании извести неугодную родственницу, не вызывая на себя подозрения.
Дуня начала рассказывать не спеша, но видя искреннюю заинтересованность слушателей, воодушевилась и соскочив со скамьи, начала повествовать в лицах, меняя голос. Ей захотелось воссоздать что-то вроде радио-спектакля, но поскольку музыкального сопровождения не было, то она компенсировала лицедейством… уж как умела. И вроде бы получалось!
Её слушали, открыв рты.
Когда Дуня изображала переодевшуюся в старуху княгиню и согнувшись, тянула скрюченную руку с воображаемым яблоком, то это самое яблоко ей вложил в ладошку лохматый Анисим — и он же горестно завыл, когда Дуня, уже изображая царевну, откусила яблочко и схватившись за горло, замертво упала!
Да что говорить, все ринулись её спасать, коря себя, что не предупредили девицу-красавицу об отравленном яблоке. Анисим упал на колени и рвал на себе волосы, Борис Лукич метался по помещению, хватаясь за нож, а дед сидел ни жив, ни мертв.
Дуня выдержала положенную паузу и быстренько ожила, радуясь, что впечатленные её талантами зрители не прибили её, когда она была в образе отравительницы.
— Дунька, ты!!! — воскликнул дед, когда она «ожила» и спросила, будут ли её слушать дальше.
Анисим принёс ещё кувшин с питиём для разнервничавшихся дьяков, а Дуне подстелил соломки, если она вновь надумает падать. Она хотела было доесть надкусанное яблочко, пока Анисим накидывал соломы, но дед отнял, сказав, что его душа не выдержит этого, а Борис Лукич согласно закивал и подвинул рассказчице баранки. Мучного Дуня не хотела и дождавшись, когда все вновь рассядутся, продолжила живописать страдания героев. Хитрую и коварную княгиню отравительницу никто не смог разоблачить. Богатыри оплакивали названную сестрицу, жених не желал жить без любимой и только случайность, встряхнула гроб и свидетельница преступления очнулась, да всем всё рассказала.
Дуня довела сказку до конца и, приложив руки в груди, поклонилась. Деда и Бориса Лукича можно было выносить, а Анисим сам порывался носить Дуню, как хоругви. Его восторг и благоговение перед маленькой боярышней можно было черпать ведрами.
— Еремей Профыч, ты береги внучку-то, вишь, она у тебя какая! — наконец высказался обалдевший от всего услышанного и увиденного Репешок.
— Да-а, уж, — невнятно протянул дед.
— И сам поберегись, — со значением добавил глава приказа.
Еремей встрепенулся и остро глянул на товарища.
— Когда? — сухо спросил он.
— Сегодня… завтра… не знаю, но до приезда князя спи вполглаза, — тихо, но многозначительно произнёс Борис Лукич.
ГЛАВА 2
Рассказывая сказку в разбойной избе и впитывая в себя восторг слушателей, Дуня позабыла обо всех своих неприятностях. В её голове билось что-то вроде «во я выдала!» И подпрыгивая от избытка эмоций, она заглядывала в глаза деда, не понимая почему тот хмурится, а шаг его стал тяжёл.
— Боярин! — раздался глухой голос из-за одной двери, а в специальной щёлочке, проделанной в центре двери, мелькнули чьи-то глаза.
— Боярин, помилосердствуй! Почто нас тут держат? Похватали и в узилисче сунули, а у меня тут сынок помирает… Прояви милость, боярин! Сынок — недоросль есчё. Ему-то за что муки холодом и голодом?
Дед тащил Дуню, не обращая внимания на раздававшиеся мольбы, а она вслушивалась в особенный говорок просителя. Она раньше тоже четко проговаривала букву «ч», в то время как другие подменяли её на «ш». А этот как-то по-особенному выделял «щ».
— Деда, это что же, новгородец? — спросила она.
— Псковичи мы! — крикнул вослед ей человек.
Еремей потянул Дуню, чтобы не останавливалась, но она успела спросить:
— Как сынка твоего зовут?
— Иваном, а я Харитон Алексеевич Пучинкин, боярин псковский!..
Еремей остановился и постарался разглядеть говорившего, но через отверстие видны были только глаза. Дьяк воровато оглянулся, но в проходе никого не было видно. Он вернулся и, отогнав просителя от щели, сам заглянул в узилище.
Дуня испугалась, что сейчас деду злодей в глаз ткнёт, но обошлось. А Еремей, разглядев лишь высокий рост псковича, отошедшего в сторону, и лежащее в углу тощее тело, негромко спросил:
— Небось нашего князя хулил?