— Что? Не вырос ещё? — сквозь смех спросил он, вместо неё постукивая по своему зубу.
Дуня старательно обследовала языком пробивающиеся крохотные передние зубики и озабоченно посмотрела на него.
— Я тут подумала…
— Нет! — быстро рявкнул боярин.
— Чего нет? — удивилась девочка.
— Не надо тебе думать! — Еремей назидательно потряс указательным пальцем.
— Но у меня родилась идея! — возмутилась Дуня, а Ваня радостно захлопал в ладоши.
— Души её, пока она не окрепла! — строго посоветовал Еремей и подмигнул обалдевшему от его слов Ванюшке.
— Но, деда, я ведь для всех нас стараюсь!
Боярин помрачнел и неожиданно произнес:
— Борька Репешок завтра будет ждать тебя у себя в разбойном приказе.
— Борис Лукич? — переспросила побледневшая Дуня, и когда дед подтвердил, плюхнулась на скамью. — Меня будут пытать?
— Окстись, дуреха! — рыкнул дед. — Поспрашивает…
Боярин не договорил. Репешок не тронет дитя по своей воле, а вот княгиня… Не на это ли дьяк разбойного намекал, когда впервые завел разговор о Дуньке?
Малышка как раз слегла и её расспрос отложили, да и нечего было спрашивать. Наташка всё рассказала и под пытками не отказалась от своих слов. А старой княгине неймётся. Карами грозит всему роду Полуэктовых, лается на тверичей, что подпихнули негодную княжну её сыну, и на Дуняшку зуб точит. Лукич даже посоветовал усилить охрану, намекая на злопамятность старой княгини.
«Твоя внучка, — сказал он, — поперёк горла Ярославне встала…»
Вот так! Нашла старая себе врага! И ведь прав Борис Лукич: не даст она жизни внучке, и как бы не обрушила гнев на весь род Дорониных. Пока князь не вернулся, она остаётся в силе.
В голове Еремея жужжала навязчивая мысль о том, захочет ли князь защитить Дорониных от гнева своей матери?
Хм, пожалуй, что вопрос о княжьей защите надо ставить не так. Тут надо думать по-другому, не озлится ли он на Дорониных, когда они будут защищаться от людей княгини?
Ох, Дунька! Влезла же ты в клоаку! Хватило ума заметить заговор, а опыта не достало, чтобы промолчать и остаться в стороне. Теперь как ни крути, а всё плохо выходит!
Как ни заглядывала Дуня в глаза деда, но ничего больше он не сказал. Наводить порядок в горнице сразу же расхотелось, а ведь была идея создать современный скандинавский стиль. А что? Вокруг дерево, минимум предметов и окна без занавесок! Он самый и есть, скандинавский! Осталось только несколько старых поварешек на стену повесить, чтобы изюминка была. Но теперь не до иронии.
Ванюша всё же выпросил себе сказку, и Дуня рассказала ему о цветике-семицветике.
Переделала, конечно, чтобы соответствовало времени и даже сама увлеклась, но волнение по поводу завтрашнего похода в разбойный приказ никуда не делось. И так она переволновалась, что утром следующего дня ей было уже всё равно.
— Ты ничего не бойся, — напутствовал дед. — Я боярину Кошкину весточку послал, что мы идём к Репешку. Он и сынок его за нашу семью радеет, а Евпраксия Елизаровна сразу сказала, что не даст тебя в обиду ни при каких обстоятельствах.
Еремей воодушевленно потряс кулаком, вспомнив лицо боярыни Кошкиной и пояснил внучке:
— Ух, как она осерчала на Марию Ярославну, когда ей донесли, что она словно змея в лицо тебе шипела, а ты после слегла. Так что ничего не бойся маленькая моя.
— Я не боюсь, деда, — звонко ответила Дуняша.
— Ну и молодец, — похвалил он её.
Кошкины не могли выступить открыто против княгини, но запустили слух о том, что старая Ярославна скорбна умом. Придали её черному замыслу размах и выходило, что она не только невестку надумали извести, а хотела оставить Иван Иваныча сиротой, чтобы угнетать его дух и сызмальства подчинять себе, а теперь ещё нападает на маленькую Дуняшку, которую многие москвичи знали.
Гораздо тише вспоминали о том, как несколько лет тому назад целиком вырезали боярские рода вместе со служившими им боярскими детьми*, якобы заподозренных в измене!