— Дальше объясняйте, что вам нужно, — удовлетворенно кивнув, продолжил кузнец.
— Всё просто!
Дуняша кинулась к сваленным в кучу разным болванкам и выудила оттуда подходящего размера обожженную деревяшку.
— Намотать на неё.
— Сколько?
— Да весь этот моток, — пожала плечами боярышня.
— Дорого станет…
Княжич с царственным видом положил серебряный рубль. Кузнец покачал на руке моток меди, посмотрел на монетку и приступил к работе. Дуня думала, что он просто намотает проволоку и всё, но кузнец разогрел её, потом прокатал, ещё раз подержал над огнём…
Иван Иваныч нетерпеливо следил за изготовлением большой пружины и гадал, понравится ли ему итог. Дунька обещала удивить его, но пока княжич не видел ничего, что могло бы вызвать интерес. А холопы наверняка уже доложили дядьке Никифору, что он убежал с ней к кузне.
— Готово, — объявил мастер, — почистил, как мог, но вижу уже, что вам обоим невтерпеж.
Кузнец осторожно снял с болванки медные слинки и поставил на край стола. Он уже отворачивался, чтобы кинуть болванку на место, как девчонка по-другому расположила намотку и подставила ладошку чуть ниже столешницы. Изготовленное его руками изделие колыхалось, словно студень, а потом часть витков вздрогнула и сдвинулось в детскую ладошку.
— Подставляй руку! — радостно воскликнула Дуня и показала подбородком, куда княжичу поставить ладонь.
Не успел он это сделать, как намотка сделала следующий шаг. А там уже Дунька вновь подставила руку.
— Да как же это?
Кузнец попятился, осеняя себя крестом. А изготовленная им вещь перебиралась по детским ладоням на пол и там ещё сделала пару шагов. Помощники кузнеца с воплями бросились вон из избы, а у него отнялись ноги.
— Свят, свят, свят, помилуй меня грешного… — в изнеможении повторял он, не в силах сойти с места.
В кузню ворвался боярин Никифор Палка и только тогда кузнеца отпустило и он, бухнувшись на колени, пополз к боярину, прося прощения и милости.
— Не виноват… не знаю, как струна ожила… клянусь, ничего такого не делал, а она зашевелилась и пошла…
— Чего мелешь, дурень? — разъярился боярин, внимательно разглядывая своего подопечного с подружкой. Оба смиренно стояли и с искренним удивлением смотрели на ополоумевшего кузнеца.
А тот рукой тыкал в сторону детей и нёс околесицу. Никифор хотел было сделать внушение подопечному, чтобы не убегал и отпустить, но тут приметил, что тот прячет руки за спину.
— Что у тебя там?
— ТАМ! — возопил кузнец, — ЧЕРТ!
Дуняша раскрыла глаза и копируя отца Феодосия, осуждающе покачала головой. Княжич тоже был поражен реакцией, казалось бы, спокойного и рассудительного мастера.
Боярин не выдержал и пнул ногой безумца, а тот лишь яростнее стал креститься.
— За мной! — велел боярин детям и они, обходя по дуге кузнеца, поспешили за ним.
Никифор Палка хотел повелеть воспитаннику, чтобы тот сразу же показал, что прячет, но во дворе начал собираться народ и он быстрым шагом повёл мелких непосед в терем. Дуня краем глаза увидела, как встрепенулся её Гришка, дожидавшийся выхода сестер Дорониных у самых ворот и успокаивающе помахала ему рукой.
Но даже издалека видно было, что это нисколечко не успокоило его и он помчался в дедов приказ сообщать о непонятной активности возле его подопечной. Она тяжело вздохнула, и боярин Палка, услышав это, обернулся к ней. Дуняша постаралась дружелюбно улыбнуться, но видно без зубов улыбка не показалась княжьему дядьке милой. Он нахмурился и ускорил шаг.
Зато княжич подмигнул ей и ответил такой же щербатой улыбкой, потрясая зажатой в руке пружиной.
— Здоровская игрушка! — шепнул он.
Через пару минут возмутители спокойствия демонстрировали боярину своё изобретение, и он не удержался от того, чтобы подставить ладонь.