Взгляд невольно перескочил на печку: если придётся ночевать в лесу, то она не даст им всем замерзнуть, но смогут ли они без потерь отбиться от волков?
Или страшнее поутру не найти дороги?
Глупые мысли! Отец не даст никому пропасть. Он опытный путешественник. Но всё же лучше провести ночь под защитой стен.
— Мам, важно, чтобы отцов товарищ ровно лежал, а когда его будут выносить из повозки, не шевелить его. По приезде ноги надо будет… — Дуня запнулась, боясь спугнуть мать, но быстро нашлась, — …выровнять и наложить гипсовую повязку. Она надежно облепит сломанные кости, и они правильно срастутся.
— Это тебя Катерина научила?
— Да. Только я не знаю, получится ли у меня вернуть кости в прежнее состояние. Катерина умеет чувствовать тело больного, а я — нет. От правильности складывания зависит, останется ли калекой отцов товарищ или нет.
— Он будет в любом случае благодарен, что жив, — успокаивающе заметила Машина наставница, и Дуня была благодарна ей за эти слова.
Милослава же хмурилась, догадавшись, что дочери придётся щупать голые ноги взрослого мужа, и если об этом кто-то узнает, то пойдут нехорошие слухи. Испуганные Машины глаза подсказывали, что старшенькая об этом же подумала.
— Не помочь ему мы не можем, — медленно произнесла боярыня и строго посмотрела на Светланку. — Ты возьмешь на себя уход за боярином, а мы с Дуней… рядом постоим. Поняла? — Милослава буквально придавила взглядом наставницу, и та быстро закивала:
— Всё исполню, не волнуйся матушка-боярыня, и если что, то всем так и скажу, что твои рученьки и Дуняшины не касались чужого воя.
— Вот и хорошо, — кусая губы, пробормотала Милослава. — А как всё нужное сделаем, так наймём девку и обяжем её смотреть за ним, — откидываясь на подушки, облегчённо добавила она.
— А где мы гипс возьмем? — спросила Маша.
— Там же где известь, — отмахнулась она.
Весь остаток пути сидели молча, придерживая нежданного гостя. При резких толчках повозки он стонал, но в себя не приходил. Дуня прикладывала ладошку к его лбу, думая обнаружить жар или испарину, чтобы заранее составить порядок сопутствующего лечения, но боярин просто оставался в беспамятстве.
Что с этим делать, она не знала. Опасно это или нет? А с другой стороны, как складывать ему ноги, если он придёт в себя?
Дуня уже готова была проклясть несчастные яблоки, из-за которых всё случилось. Но всё рано или поздно заканчивается, и вскоре их караван остановился на постоялом дворе, Афанасия вынесли и разместили в отдельной горнице. Вячеслав лишь сильнее стиснул зубы, отсчитывая плату за постой.
Пока женщины обустраивались, он спросил у хозяина гипс, сфагнум, дешёвое полотно и травы. Гипс остался у владельца двора со времен строительства, сфагнум и полотно принесла его жёнка, а вот из перечисленных трав оказалась только ромашка и клевер. Их заваривали для питья. Может, были и другие травы, но назывались иначе, чем сказала Дуня, а Вячеслав уточнять не стал, решив, что этого хватит.
А дальше всё было очень нервно: Вячеслав с Семёном сами раздели раненого и вышли. Милослава предупреждающе посмотрела на Светланку, та кивнула, показывая, что помнит о договоре и на всякий случай встала у дверей, чтобы никто не вошёл. Дуня же взялась осматривать ноги Афанасия.
Открытых переломов не было, но в остальном… Она осторожно скользила пальцами по поверхности ног, ища припухлости. Женщины молча наблюдали за ней и не мешали.
Дуня почувствовала себя уверенней и решила попробовать сделать так, как делала Катерина. Она взяла Афанасия за запястья и начала слушать его пульс так, как будто ничего важнее этого не было в мире. В какой-то момент ей показалось, что она полностью растворилась в подрагивании энергии чужого тела, и тогда приступила к складыванию костей
Её движения причиняли боль Афанасию, но без этого было не обойтись. Она нащупывала смещение костей, возвращала их на место, чувствуя себя мясником и едва удерживала себя в состоянии некой высочайшей чувствительности, помогавшей ей ощущать изменения в теле боярина. Возможно, всё это было самообманом, но высокая степень концентрации на том, что она делала, была достигнута, и Дуня сумела чётко сделать то, чему её учили.
Уже на грани самообладания она проверила работу нервных окончаний и приступила к наложению гипса. Никакого единения с биением пульса Афанасия она больше не чувствовала. Её собственное сердце бухало как ненормальное, и Дуне оставалось только надеяться, что она не ляжет сейчас рядом с пациентом.
Катерина была права, говоря, что требуется многолетний опыт, чтобы нутром чувствовать раны и болезни в других людях.
До ран отцова приятеля на шее и руке Дуня не добралась. Милослава, видя состояние дочери, сама их обработала и перевязала. Дуня еле слышно успела пробормотать последние указания:
— Теперь ему лежать в гипсе и ждать срастания костей. А как они срастутся… не знаю. Если я упустила какой-то осколок, то всё будет плохо. Если неправильно сложила кость, то Афанасий станет калекой. Если…
— Хватит! — оборвала её мать.
— Хватит, — одновременно с Милославой, рявкнул вошедший Вячеслав. — Афонька уже дважды мёртв. Первый раз в лесу. Мы чудом его нашли, и если бы не запах яблок, привлекший лошадей, то уже сейчас мой товарищ был бы мёртв. А второй раз спасли сейчас. Я нигде не видел, чтобы так лечили и оборачивали в гипс сломанные ноги, и все знают, что редкая удача, если можно потом будет ходить без хромоты. А ты тут наговариваешь на себя не бог весть чего!
Дуня благодарно кивнула и, поддерживаемая Машиной наставницей, побрела к сестре и брату. Ванюшка уже спал, а вот Маша ждала её.
— Ну как?
— А, — выдохнула Дуня и повалилась на кровать, позволяя Маше позаботиться о себе.