— Я тут задыхаюсь! Почему я не могу сесть на коня? Почему не могу пробежаться, как наши возницы и размять ноги? Я окостенела без движения! Мне нечем дышать… — Дуня обвела взглядом обалделых зрителей и… не успела продолжить.
— Эй, вы чего там? — постучал в дверцу отец и тут, как говорится вы спросили — мы ответили:
— Я умираю!!! — торжественно объявила Дуня. — Умира-а-аю!!! — провыла она, но почувствовав, что не достигла эффекта, а мать уже сидит, грозно сверкая глазищами, пропела на манер оперной певицы:
— Уми-и-ира-а-аю!
Маша захихикала, Ванюшка захлопал в ладоши, Светланка прикрыла улыбку ладошкой, а Милослава закатила глаза, прося у святых мучеников терпения.
— И что спасёт мою дочь? — весело спросил Вячеслав.
— Мужская одежка и возможность выбраться из этого гроба.
— Дунька, — воскликнула Милослава, — вот я тебя! — боярыня хотела схватить дочь за косу, но тело не послушалось. Засиделась. Ноги отекли без движения.
— А я говорил, не высидит наша боярышня! — услышала она голос верного Гришани и поддерживающие его смешки.
— Славушка, — обратился боярин к жене, — доставай мешок с одежкой для Дуняшки.
— Позор-то какой, — вяло сопротивлялась Милослава.
— Ничё, в дороге можно. Пусть переодевается и садится в сани.
Дуня не сразу сообразила, что происходит, но помогла достать мешок, заглянула в него.
— Это чё? Это мне? — расплываясь в улыбке спросила она и бросилась переодеваться. Через пять минут она уже выскакивала из возка, вопя во всю мощь: — Свобода! Да здравствует небо, да светит солнце и пусть всем будет благодать!
Все смотрели на счастливую девчонку и посмеивались.
— Выбирай себе сани.
— Так чего выбирать, сяду к Митьке и яблокам. От них дух идет приятный.
— Ох уж эти твои яблоки, — заворчал Вячеслав. — Давай по дороге съедим. Всё легче везти будет!
— Нет!!! Не дам! Это на продажу!
Дуня свирепо посмотрела на злодеев, покушающихся на её добро, подозрительно оглядела сани с яблоками, проверяя, не уменьшилась ли высота груза, и только тогда села, повторив:
— Для продажи сушились! Нечего тут…
— С десяток коробочек уже сожрали, — шепнул ей Митька.
— А ты что же?
— А чего я? Они вон какие! — он обиженно мотнул головой в сторону скалящихся боевых.
— Так и скажу бабам, что ты всё проворонил, — пригрозила Дуня.
Митька надулся. Он важный человек и должен был сейчас валенки валять, а его за возничего взяли. Теперь вот нагоняй получил, а ведь видит бог — не виноват!
Дуня подставила лицо солнышку и сощурила глаза.
— Хорошо-то как! — выдохнула она.
— Это пока мороз за щеки не хватит, — буркнул Митька и сильнее закутался в огромный тулуп.
— А ты не сиди сиднем! — Дуня лихо соскочила и зашагала рядом, лишь изредка переходя на пробежку, чтобы догнать сани.