— Знаешь же, так чего спрашиваешь? — буркнул он, неприязненно косясь на белобрысую Мотю.
— Я иду к нашим соседям, — предупредила девчонка.
Боярич пожал плечами. Ему без разницы, куда она идёт. У него одна забота — никому не дать её побить. От этой мысли Семёну стало весело: отец Кирилл точно знал, что у многих руки чешутся выпороть мелкую Доронину! Вот же неспокойная душа!
Дуня сбегала на кухню, схватила большую кость, чуть не поссорившись из-за неё с кухаркой, и полезла к соседям через лаз.
— Ты погоди, — пробубнила она Семёну, протискиваясь в лаз, — я тебе калитку открою… — и резко крикнула: — Снежок, на! Отощал, бедолага, а я видишь, какая хорошая, с косточкой к тебе! Ты меня не кусай! Это ж я тебя маленького на ручках носила, а теперь ты вымахал, зубки вырастил, стал страшненьким-блохастеньким, да ещё и вонючим… — ворковала она. — Ну вот, признал. Дай-ка мне пройти.
Дуня прошла по соседскому двору и увидела знакомого мальчишку.
— Юрко, ты что ли?
Малец шмыгнул носом и поклонился:
— Я, боярышня…
— Ты чё такой грязный? Я понимаю, что жрать нечего, но вода-то есть! Помыться-то что тебе мешает?
Тот безразлично пожал плечами, но при этом потянул носом. Боярышня тоже принюхалась.
— Ах, про творожные завитушки я забыла! — всплеснула она руками.
Дуня забралась на колоду и заглядывая через жердины, крикнула:
— Василиса! Васенька! Вынь из печи завитушки! Вась!!! Ты слышишь?
Во двор выскочили дворовые девки и смеясь, передали ключнице поручение боярышни.
— А вы это… идите сюда! — велела она девкам. — Да не через лаз, а к калитке идите. Я сейчас открою, — напустилась она на них, ворча, что своими телесами они забор свернут, если полезут.
Дуня соскочила с колоды, посмотрела, крепко ли привязан Снежок, и крикнула Юрко:
— Открывай калитку! Впускай боярича Волка, Гришу и моих девиц.
— А моя-то боярышня где? Матрёна Саввишна куда делась?
— Мотя у меня, — успокаивающе ответила Дуня и улыбнулась мальчишке. — Василиса о ней позаботится. Ты тоже потом приходи, поешь. Скажешь на кухне, что я велела тебя кормить.
Юрко просиял.
Семён вошёл, огляделся. Большой двор, крепкие боярские хоромы, изукрашенные резьбой. Богатством не пахло, но недавний достаток ещё можно было увидеть, но главной ценностью двора был свой колодец. В конюшне раздалось жалобное ржание. Дунька тоже услышала и спросила у мальца:
— Их-то кто кормит?
— Да там только боярская Зорька. Бывает, покормим, а так самим неча жрать.
Семён нахмурился. Нельзя так с лошадьми! Нехорошо. А Доронина тем временем повернулась к своему Гришеньке и коротко бросила:
— Позови Касима. Он знает, что надо делать.
Не испытывая никаких сомнений, Дуня вошла в дом и сразу же велела, одной из следовавшей за ней девице затопить печи. Дом сильно отсырел.
Пройдя дальше, она заглянула на женскую половину, поприветствовала старую боярыню, но та даже не шелохнулась. Пахло от неё дурно, но в нечистотах она не сидела. Видимо одежда провоняла, а сменить не на что. Да и стирать-то принято только рубашки, а сарафаны, юбки, летники и прочее редко когда трогают.
— Я похозяйничаю немного, а ты посиди, отдохни, — деловито произнесла Дуня неподвижной старой боярыне и перешла на мужскую половину.
— Боярышня, невместно тебе туда ходить, — перегородил ей дорогу Семён.