— Тьфу! Ну что ты будешь делать! Это в тебе кровь моей дорогой тещи просыпается! Всё добро нищим раздала, когда думала, что помрёт, а ей травки попить дали и выжила. Всех пережила, жалельщица сирых и убогих!
— Ну, деда! Я не такая!
— А не подумала, на что мне с новыми боевыми ряд заключать чтобы твоих дармоедов защищать? На что воинскую справу им покупать?
— Деда, я что-нибудь придумаю.
— Эх, маленькая моя разумница! Тебя князь к себе в гости ждёт, — огорошил её Еремей.
— Ой! Деда, я же ничего не… или он старое помянуть мне хочет, так я же…
— Про Ярославну забудь. Тебя никто не винит. Это княгине ты не по нраву была, а князь хорошо к тебе относится.
— Точно?
— Послушай меня, Евдокия. Иван Васильевичу сейчас тяжело. Вокруг враги, а теперь ещё братья против него пошли, но это только с одной стороны.
— А с другой?
— У него теперь развязаны руки, и когда мы наберемся сил, то земли братьев по праву заберем себе.
Дуня удивлённо посмотрела на деда. Как ловко у него получилось с этим «мы»! Никак, князь приблизил его к себе? В верности отца Иван Васильевич давно не сомневался, а вот дед всегда был человеком Кошкина.
— А зачем я князю? — неуверенно спросила она.
— Хочет поближе познакомиться, — навел туману дед, — узнать, как ты умудрилась придумать перья для письма ковать.
— Деда, да разве я могу знать, как чего-либо придумываю?
— Да уж, раньше я думал, что твои шатающиеся зубы были предвестниками идей, а теперь даже и не знаю.
— Шутишь?
— Да куда уж мне! Все за тобой присматривают, а проворонили, как ты пошла золото мыть! Это ж надо такое придумать?
Дуня отряхнула ноги от высохшего песка и взяв деревянное корытце, важно известила дедушку, что идёт домой.
— Ну идём, — согласился Еремей и поднявшись с камня, потихоньку пошёл следом. По дороге они встретили груженую шкурами телегу.
— Кто таков? — грозно спросил боярин у чернявого возницы.
Тот шустро соскочил и поклонившись, начал говорить и показывать:
— Вот, лосиные шкуры везу. Говорят, что иноземцы в городе деньгами за них платят.
— В Москве?
— Ага.
— Не слышал. Разве что в Новгороде, но больно далече. К тому же там всю торговлю свои люди держат и тебе хорошую цену не дадут.
Дуня с любопытством потрогала лосиные шкуры. Они оказались плотными и гладкими. Такие, наверное, сгодились бы на подошвы. Если же вдвойне проложить, то никакие камешки не почувствуешь. Она не заметила, как принялась теребить хвостик косы, яростно наматывая себе на палец и тут же распушая замученный кончик.
Дед замолчал и уставился на внучку. Вместе с ним умолк возница и непонимающе переводил взгляд с боярина на девочку.
— Ну, так я поеду? — робко спросил он и Еремей уже даже кивнул ему, отпуская, как:
— Деда! А что, если нам сшить из этих шкур защитные жилеты и продать их… — тут Дуня нахмурилась, пытаясь вспомнить, кто в Европе сейчас воюет, но у неё получалось, что там постоянно кто-то с кем-то воевал.