— Верно. Завтра канцлер отправится в военно-медицинскую академию.
Вяземская возникла по ту сторону стола буквально из ниоткуда, изящно проскользнув между Скавронским и Горчаковым. И на нее, конечно же, сразу уставились все, от безусых юнцов до седых патриархов. Да чего уж там — я и сам на мгновение забыл и о страшном колдуне, и о штыках гвардейских полков, и бесконечных залах дворца, через которые мне предстояло пробиться.
И даже о том, что всем нам, вероятно, осталось жить меньше суток.
— Вы уверены? — зачем-то уточнил Скавронский. — Ваши сведения…
— Полностью достоверны. Настолько, насколько это вообще возможно. Брат передал, что его величество вызывает целителей. — Вяземская вдруг подняла голову и посмотрела прямо мне в глаза. — Всех. Канцлеру нездоровится, и он изволил показаться самому Данилевскому. Конечно же, это постараются скрыть даже от придворных, но…
— Дитя мое, — Горчаков осторожно тронул Вяземскую за плечо, — полагаю, вам не следует завтра появляться во дворце. Это слишком опасно. Вы и так сделали достаточно, куда больше любого из нас, и я не вправе требовать…
— Довольно, ваша светлость. Я уже все решила. Мое отсутствие вызовет слишком много подозрений. И к тому же я успею предупредить остальных, если канцлер изменит планы, или что-то сорвется в самый последний момент.
Вяземская отвечала Горчакову, однако все это время смотрела на меня. Будто отчаянно желала одобрения и похвалы… или хотя бы согласия. А может, ждала, что и я стану отговаривать ее рисковать и лезть прямиком зверю в пасть.
Но я не стал.
— Что ж… хорошо, если так. — Горчаков оперся на стол. — А графиня?
— Ее сиятельство посещает модистку во втором часу пополудни, — будничным тоном отозвался Скавронский. — Фаворитке государя положено подавать себя его величеству в наилучшем виде.
— Это… это точно? — негромко поинтересовался кто-то.
— Точнее некуда. Мой племянник крутит роман с девчонкой из прислуги. А они всегда знают даже больше, чем лодыри из тайного сыска.
— Ни канцлера, ни графини. — Я неторопливо обвел взглядом хмурые и сосредоточенные лица напротив. — Полагаю, момента лучше нам уже не представится.
— Значит, решено. Друзья мои, — Горчаков опустил ладонь на самую середину чертежа, — Завтра мы идем брать Зимний дворец!
Глава 34
— Что-нибудь видно?
— Ворота. И часовых. Собственно, как и пять минут назад, когда вы спрашивали в последний раз. — Я усмехнулся, протягивая Горчакову бинокль. — Желаете убедиться, ваша светлость?
— Нет, благодарю. Разумеется, я целиком и полностью доверяю вам, друг мой. Однако ожидание становится томительным.
Я молча кивнул. Все приготовления к операции остались позади, и обманчивый покой казался пыткой. Время, которое еще совсем недавно летело быстрее самого крутого спортивного авто, почти остановилось. Стрелки на хронометре будто приклеились к месту и не желали двигаться, хотя по ощущениям уже прошло чуть ли не четверть часа. Пожалуй, я чувствовал примерно то же самое, что и Горчаков.
Только, в отличие от него, не суетился.
Хорошо хоть погода не подвела: после почти недели проливных дождей матушка-природа решила побаловать петербуржцев и напоследок подарила хороший денек. Капельку тепла и солнца, без которых сидеть с биноклем на крыше Главного штаба было бы совсем уж тоскливо.
Мы с Горчаковом изрядно рисковали, пробираясь на чердак через служебную лестницу, однако лучшего наблюдательного пункта было не придумать. Площадь лежала под нами, как на ладони, и за нею я без всякой оптики мог разглядеть весь Зимний, а заодно и часовых у центральных ворот и на углу напротив Александровского сада. Впрочем, куда больше меня интересовала восточная часть здания. Точнее, поворот на Миллионную, арку и прямо под ней — узкий проезд между дворцом и Эрмитажным театром.
Именно там нам с шефом и предстоит вести свою группу прямо в пасть врагу. И именно оттуда наверняка и отправится в военмед его светлость канцлер. Подогнать кортеж к воротам или на набережную было бы куда проще, но если уж поездку пытаются скрыть даже от придворных чинов и прислуги, болезного наверняка выведут через крыло, занятое кабинетами тайного сыска.
Должны были вывести. Уткнувшись в бинокль, я почти перестал следить за временем и не заметил, что все сдвинулось уже почти на полчаса. Видимо, поэтому Горчаков и начал волноваться. И вряд ли без причины: распорядок дня первых лиц государства обычно расписывается заранее и с точностью чуть ли не до минуты. И если что-то заставило канцлера отложить отправку к целителям, это уж точно было не спущенное колесо у лимузина. Никаких вестей от Вяземской мы не получали, однако задержка могла означать даже…
— Машина! — Горчаков схватил меня за плечо и легонько потряс. — Кажется, я что-то вижу.
Я тут же прижался глазами к окулярам и скользнул взглядом от угла штаба Гвардейского корпуса через Миллионную. Часовой как раз открывал ворота, и из-под арки за ними показалась сначала блестящая хромом морда автомобиля, а потом и весь кузов. Огромный, на трех парах колес. Не знакомый мне «Варяг», но что-то явно похожее: такое же тяжеловесное, монументальное и неторопливое. Могучий мотор тащил на себе толстенные стекла и несколько тонн брони, надежно защищая пассажиров от любого посягательства. Прокатившись пару метров, машина остановилась, и один из караульных обошел ее и открыл дверь слева.
— Выходят. — Горчаков вдруг заговорил шепотом, будто нас каким-то непостижимым образом могли услышать. — Вы видите?
— Вижу… кажется, — так же тихо отозвался я. — Но где же наш друг?
Часовые и металлическая ограда по обе стороны ворот закрывала обзор, однако я все же смог разглядеть крупного мужчину в кителе с орденами. И второго, чуть пониже и не такой богатырской стати, облаченного в штатское. Пожилого и суетливого — вместо того, чтобы спокойно усесться в машину, он вдруг принялся дергаться, озираясь во все стороны, а потом буквально набросился на своего спутника, отчаянно жестикулируя.