Увы. Он вталкивается в кабинку со мной. Прижимает к стене. Он так близко, губы его влажные. А у меня перед глазами картина, как он её, на столе… И что он с ней делал этими губами! Мать твою, урод моральный!
- Уйди, пусти меня, пусти, Стас…- ору, матерюсь, дерусь, пытаясь вырваться.
Ненавижу!
Ненавижу…
Срываюсь в плачь. Как же мне жалко себя!
Он не просто мне изменил! Он меня уничтожил! Как женщину!
Сломал! Растоптал!
Дал понять, что я для него никто. Пустое место. Просто женская особь, с которой он рядом, и которую можно как вещь поставить в шкаф и забыть.
- Уйди…
- Маша, Машка, Машенька, родная моя… Девочка моя… Любимая…
Вжимает в себя, несмотря на сопротивление. Наплевав на него, пытается касаться своим мокрым, противным ртом.
- Не надо, Стас, не надо! Чёрт… ненавижу тебя, ненавижу, ублюдок, хренов, я тебе отомщу, понял? Уничтожу, тебя, эту сучку твою, уничтожу!
- Давай Маш, меня, меня особенно, я заслужил.
Если он сейчас скажет, чтобы я её не трогала, я его просто убью!
Разорву!
Не говорит. Хватает ума.
Лифт тормозит. Первый этаж. Двери открываются. На площадке люди. Смотрят на нас. И мне так мучительно стыдно!
Зашибись, просто!
Господи, до чего я докатилась!
До чего он меня довёл.
Рвусь вперёд, освобождаясь из рук мужа, иду. Понимаю, что заплаканная, лицо перекошено. Плевать.
Все всё понимают.
Плевать!
Боже, на самом деле плевать.
У меня жизнь рухнула, мир мой, так тщательно, с такой любовью создаваемый, выстраиваемый, охраняемый – вдребезги!
- Маша, постой…
Всё, Тихонов. Ты доигрался.
Разворачиваюсь, и с размаха луплю его сумкой по морде и замираю, увидев кровавый след…
- Маша…
Замок у сумки острый, поцарапал, наверное…