Отбросив кресло в сторону, я уставился на сколоченный из досок полуметровый люк. Скорее всего, это вход в погреб. Задвижки нет, только кольцо.
Откинув люк, отпрыгнул в сторону и приготовился, безопасность превыше всего. Жаль, что с собой нет фонаря…
– Спаси… – хриплый, умирающий голос послышался из черного зева погреба. Показалось, что детский.
Посмотрев вниз, я не увидел ничего. Недолго думая, решил спускаться, потому что если бы там был зараженный, то просить помощи было бы некому.
Глубокий погреб, метра два. Спрыгнув на землю, попытался всмотреться в темноту, свет сверху не особый помощник, ничего не видно. Пространства навалом, лестница выходит чётко в центр погреба.
– Осторожно… – долетело из темноты. Голос точно принадлежит ребёнку и, к тому же, девочке. Но почему осторожно?
Рычание в опасной близости, замечаю движение справа и машинально выставляю руку. Зубы, вцепляются в предплечье, чувствую боль! Кричу, не зная, что делать! Кричу так, что перепонки заложило!
Что я мог сделать? Я не Арсений, нет столь быстрой реакции, нет иммунитета. Есть автомат, висящий на ремне, но он не особый помощник, даже с пистолетом в руке я бы не успел среагировать.
Тварь вцепилась в руку, ухватила вместе с тканью костюма солидный кусок кожи и сжала зубы. Левой рукой поднимаю автомат, упираю его в живот зараженного и нажимаю на спуск. Выстрелы звучат глухо, человеческое тело стало глушителем.
Тварь перестала грызть меня и упала, пуль двадцать я в неё точно всадил. Перехватив автомат поудобнее, отстрелял оставшиеся в магазине патроны. Голова зараженного превратилась в месиво из костей, кожи и мозгов. Уши звенят безбожно, не скоро что-то услышать смогу.
Вылетев из погреба словно ошпаренный, я начал осмотр руки. Хвала инженерам, разработавшим мой костюм, ткань выдержала укус, зубы сдавили кожу и оставили солидный синяк, но прокуса нет. Я не заражусь!
На вторую вылазку в погреб не решился. Нужен свет и для это пришлось идти в дом.
Спички, тряпка, ацетон – факел готов. Главное, не поджечь сарай. Осветив мёртвого зараженного, увидел кое-что странное, затянутую крепким узлом на ноге верёвку, второй конец которой привязан к одному из опорных столбов погреба. Длинны верёвки хватило в аккурат до того места, где я стоял, но это не главное.
Главное, это девочка лет десяти и мальчишка не старше пяти. Они сидят в противоположном углу, прижавшись к друг другу и глядят полными страха глазами. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что дети сильно истощены. На солёных огурцах, варенье и прочей ерунде долго не протянешь. Нужно вытаскивать их и нести к лагерю. Сеня и Пашка знают, что делать.
Как выжили дети и почему? За это нужно сказать спасибо их отцу, который пытался сожрать меня и которого я пристрелил. Мать, наверняка, не выжила. Скорее всего, именно она закрыла люк креслом. Но зачем? Возможно, в панике и, возможно, у отца не хватило сил потом его открыть. Разобрать тоже не получилось, сделано всё на совесть.
Истощение наступало постепенно. Отец знал, что умрёт, и знал, что их не спасут. Привязался верёвкой к столбу он только по одной причине, не хотел жрать своих детей. Других умных мыслей в голове тридцатилетнего мужика не нашлось, на голодный желудок плохо думается, уверен в этом.
Я принёс в лагерь двух закутанных в покрывало ребятишек, тщательно защитив глаза, ведь солнечный свет для них сейчас опасен, слишком долго были в темноте.
Друзья не сразу поняли, что произошло. Первым сообразил Сеня и пробормотал:
– Да… ну ты даёшь, Руслан… сходил за петрушкой…
Детям досталось, кожа да кости, мальчишка весит не больше десяти килограммов, девочка от силы пятнадцать. Истощение, слишком сильное истощение.
– Тащи их обратно в деревню, Руслан. Первый дом крайней улицы, красная крыша, там трупаков меньше всего, вонять не будет. Выполняй! – скомандовал Арсений, без дополнительных объяснений разобравшись в ситуации. Я развернулся и взял обратный старт. В спину долетело: – Пашка, на тебе переноска лагеря, машины тоже перегонишь. Чтобы не случилось, но шашлык мы сегодня пожарим, и окрошку покушаем…
Сеня догнал меня возле дома и открыл ворота, а затем дом. Увесистый пакет, болтающийся на руке, он словно не замечает. Бросив его на стул, быстро задёрнул шторы, создав полумрак, и сказал:
– Сади их на кровать. Всё плохо? В полной темноте сидели?
Я кивнул. Сперва посадил на диван мальчишку, но сидеть он не стал, завалился на бочок, не в сознании пока. Сеня откинул покрывало и, скривившись, бросился к пакету, из которого тут же достал бутылку негазированной воды.
Я осторожно усадил слабо шевелящуюся девчушку на край кровати и убрал с головы покрывало. Пустые, невидящие, ярко-синие глазёнки слабо открыты, мгновение до потери сознания.
– Положи ее, – тихо попросил Сеня, приготовив подушку.
Я положил. Вторую такую же подушку мы подсунули под голову мальчишки.
– Что делать? – спросил я, не зная куда кидаться.
– Для начала вставить в автомат магазин с патронами, – сказал Сеня, недовольно покачав головой (и когда он успел заметить?). – А вот следующее задание сложнее, беги в конец деревни, там есть медпункт, или как он там называется. Тащи всё, что найдёшь. Если не будет нужных медикаментов, то рванёте в райцентр, с таким истощением и обезвоживанием не шутят. Нужны капельницы, отпаиванием водой с сахаром тут точно не поможешь.
Бегу выполнять поставленную задачу. Жизнь слишком хрупкая штука. Жизнь – то, ради чего стоит жить. И не важно, твоя это жизнь, или совершенно незнакомого человека…