Читать книгу «Мятежный ангел» онлайн.
— С секретарем.
— Что они делают?
— Беседуют.
Из лифта выходит Майя. В тот же момент, после почти часового разговора, Петер прощается с секретарем. Софи идет к Петеру, он опускается в кресло; я, проходя мимо, спрашиваю:
— Чем он тебя донимал?
— Всяким вздором. В общем, он хочет… Битый час твердил одно и то же, дескать, его желание — чтобы все меня полюбили.
— Почему все должны тебя любить? Мы же не на «Евровидении»!
— Вот именно! Во-первых, я совсем не стремлюсь к тому, чтобы меня любили все; а во-вторых, я могу просто взять и уехать домой.
— Да с какой стати?
— Он просил о том же, что и журналист из «Нью-Йорк Таймс». Сребреница.
— Но что они могут сделать? Не дать тебе Нобеля? Ты ведь не депутат парламента, подотчетный государству и своей партии. Ты в ответе перед Гёте, Сервантесом, Ницше. Нобелевская премия дается не за политические заслуги, тут решение за Андерсом и его ребятами!
— Они вольны сделать все, что им заблагорассудится, но при этом знают: я могу просто уехать. Ладно, на этом хватит, увидимся завтра!
Мы разошлись по своим номерам; вечером праздновали день рождения Михаэля Крюгера, с которым я был хорошо знаком и которого не видел двадцать лет, с момента премьеры фильма «Черная кошка, белый кот» в Монако.
Если декабрьскими ночами в Стокгольме не идет снег, то редко обходится без дождя с тяжелыми снежными хлопьями или мелкой мороси. Напряженность росла, кажется, она и не была вызвана расхождением во взглядах на наши войны, просто лилась с неба. В ресторане, похожем скорее на покои монархической особы конца восемнадцатого века, поэт Михаэль Крюгер поднял бокал и в качестве именинника произнес первый тост — за присуждение Хандке Нобелевской премии. Наша тесная компания, подумал я, чем-то похожа на кружок петрашевцев, русских заговорщиков, осужденных за преступный умысел против царя. Нам, разумеется, арест не грозил, однако напряженность, которую создал секретарь Академии Матс, не улетучивалась. Почему это накануне вручения Нобелевской премии писателя принуждают обозначить некую позицию по вопросу, никак не связанному ни с литературой, ни с творчеством, которому он посвятил больше полувека?
В прошлом столетии Нобелевский комитет часто присуждал премии писателям из стран, находившихся по ту сторону железного занавеса, и после того как лауреату вешали на шею медаль, его жизнь становилась легче и оказывалось возможно терпеть идеологическую анафему, какой его предавали на родине; такого писателя можно было узнать по легкому облачку, что покачивалось у него над головой подобно шляпе, защищающей от солнцепека.
Но что тем временем произошло на востоке — не подернут ли мир новой, куда более жесткой завесой, отделившей Восток от Запада? Сегодня она не просто разъединяет две половины планеты — она падает нам на голову. Чудище тоталитаризма подминает земной шар! Спустя тридцать лет после распада Советского Союза и краха коммунистической идеологии позиция Хандке разозлила оберштурмфюреров глобализма. Они не просто, размахивая руками, разгоняли облачка над головой Петера, но, подобно фанатеющей толпе, изрыгали в его сторону огонь. В прежние времена существовал консенсус. Писатели Востока ратовали за права человека, потому что ими не обладали. Ныне же эти права попраны, ими в основном прикрываются те, кто их узурпировал, в то время как большинство людей совершенно бесправно. Людей слишком много, и только это не по нраву вампирам и кровопийцам, потому, когда в ком-то пробуждается славянская любовь к справедливости, его необходимо унизить, равно как и защищаемый им народ.
На ужин пришел и Вим Вендерс, с которым Хандке связывали дружба и совместная работа. Не знаю, был ли он в курсе «дела секретаря Матса», однако же он то и дело вставал из-за стола, поправлял подтяжки на брюках, отходил к окну и вообще суетился, как эпизодический персонаж из собственного же фильма. Мы с Крюгером вспоминали нашу встречу в Монако двадцать три года назад. Тогда он получил премию за свой поэтический сборник, а мою «Черную кошку» удостоили награды за «самый популярный иностранный неанглоязычный фильм».
— Что происходит у вас на Балканах? Отчего столько горя и крови?
— Я тоже могу тебя спросить: как так случилось, что в девятнадцатом и двадцатом веках у вас погибло столько людей? Разница лишь в том, что, побеждали вы или проигрывали, уступая интересам тех, кто был сильнее, ваши войны велись ради выгоды, а наши войны ведутся либо за свободу, или из вражды к соседу-иноверцу — то есть против чужих интересов.
— И все же это массовые убийства…
Всякое общество основано на злодеяниях, которые оправдываются прогрессом или необходимостью выживания. Гердер называет «гуманностью» чувство долга одного человека по отношению к другому, гражданина к гражданину. Гуманность — это смысл истории. Народы входят в историю, чтобы внести в нее свой вклад, а как только эта задача выполнена и их долг человечеству отдан, они исчезают.
— Помимо исторических уроков, которые мы усвоили от вас, существует импульс, толкающий на массовые убийства ради мести; вокруг этого и вертится история Балкан. Наша месть — ветхозаветная, она рождается как обет, данный теми, кто выжил: когда наступит время, то есть грянет очередная война, совершить кровавое деяние. И вот парадокс: сегодня из-за отношения к одному из таких злодеяний мы ждем, не скажут ли нам, что зря мы приехали в Стокгольм.
— Как это — зря?
— Думаю, Хандке шантажируют. Не то чтобы это был шантаж в чистом виде, но…
— Но — каким образом?
— Битый час секретарь Академии Матс пытался убедить Петера в том, что до вручения ему премии все должны полюбить его!
— Не понимаю.
— Я тоже, но ему предложили изменить точку зрения на события в Сребренице, что, на мой взгляд, не слишком умно. Какого бы мнения о Сребренице писатель ни придерживался, если он скажет то, что требует Матс, ему не поверят даже его противники.
Напряжение, висевшее в воздухе во время празднования дня рождения Михаэля Крюгера, стало частью дальнейших заметных событий. С момента нашего приезда в Стокгольм на слуху были протесты матерей Сребреницы, о которых писатель, впрочем, сказал: «Будь я матерью, оплакивал бы своих покойников в одиночестве!»
Затем разнеслась весть о том, что на вручение Нобелевской премии приедут и матери Республики Сербской, чьих сыновей, а также мужей и братьев убили мусульманские солдаты. В самый канун торжественной церемонии все еще решался вопрос, выйдет ли Петер Хандке на сцену, чтобы принять высочайшую литературную награду.